На самом краю нашей несчастной земли в столице Колымского края — Магадане — многие годы проживал веселый и озорной армянин. Он был доктор в очень мрачной области медицины — специалист по лучевой болезни и другим радиоактивным мерзостям.
Мы переписывались долгие годы, но, как и с большинством моих корреспондентов, ни разу не виделись.
И в свободное, и в служебное время Грант Халатов писал стихи. Часто хулиганские. Вот, например, некролог, заготовленный Грантом впрок для меня:

Когда построят бушлат сосновый,

Когда приладят костюм тройной,

Я, понапрасну не прекословя,

В бессрочный выгребу выходной.

Засуетятся друзья и жены,

И даже тещи зажгутся вдруг,

А я, спокойный и охлажденный,

Взгляну из гроба на все вокруг. 

Увижу так: духовой оркестр

Шопена мучает, в доску пьян,

А самый трезвый, совсем облезлый,

Попасть пытается в барабан. 

По-над могилкой, в тени осинки,

Вражина, вредный, как геморрой,

Подобно плакальщице-грузинке,

Готовит вопли, впадая в роль… 

И ведь просил же: поменьше пены,

Побольше пенья — и пей до дна.

Так нет, лежи здесь, теряй терпенье

И дожидайся, когда ж хана. 

А жизнь такая вокруг живая,

А я, выходит, назад гребу?

Ну нет, подумаю, оживая,

Видал я, братцы, всех вас в гробу. 

К чертям собачьим — сосновый ящик,

На барахолку — костюм тройной!

И по могилкам, беспечно спящим,

В одном исподнем рвану домой. 

Грант хотел увидеть свои стихи напечатанными, но практически ничего не делал для этого, раздаривая их друзьям.
Гранта, повторюсь, как и многих других своих друзей по переписке, я никогда не видел.

Магадан
Мастер! Вот Вам.

ИСПОВЕДЬ БЫВАЛОГО КОМАНДИРОВОЧНОГО

Мореный реалист и бывший лирик, 

Произношу вердикт, крутой, как дуб: 

Чукотка пахнет, миль пардон, сортиром 

И тусклым потом в аэропорту. 

Эх, мать твою, нелетная погодка — 

Хотя бы раз да вовремя взлететь!.. 

Торчишь на задней парте у Чукотки — 

Так на Камчатке школу просидел. 

И маешься, ни в чем не виноватый, 

И лаешься на потаскуху-жизнь, 

И выйдешь в тундру… А вот тут, ребята, 

Чукотка пахнет так, что стоит жить. 

Между прочим, курорт в поселочке Талая — райское место поблизости от Магадана. Особенно хорошо там в июле — августе. Кстати, он и по профилю Вашей нежной скорби.
Жаль только — водку там зарубили идиоты местного масштаба.

Ваш Грант Халатов (Разгильдяй)

16.07.87.

Магадан
Мастер!

Поговорим о колорите, 

Уткнувши нос поближе в шкаф… 

Да, Север — он не калорифер, 

Да, Север — холодильный шкаф. 

Но все же белое бесцветье — 

Не все, что у него в груди… 

Итак, поговорим о цвете, 

А лучше — молча поглядим. 

Это я к тому, что акварели Ваши, по крайней мере те, что я видел в журнале «Нева», угрюмы. Вы даже солнечную Пицунду ухитрились опечалить. Что подтверждает мою давнюю догадку о том, что жисть Ваша — еще не стерва…

А вот проза — прелестная акварель. Солнечная, как у Думбадзе…
Прочитал «Никто пути пройденного у нас не отберет». Уровень Ваш, но чувствуется, что это — точка в огромном предложении.
Что ж, наберусь терпения и буду ждать нового.
А у меня закончился четырехлетний приступ стихотворного помешательства. Надо было толкаться, издаваться, да скис, остыл, зуд прошел. Так, чешется иногда, но это терпимо. Ей- богу, это не кокетство. Пусть оно полежит, подремлет. А вот подохну, вдова издаст — и сразу в дамки, хе-хе.
Обнимаю Вас, Мастер.

Разгильдяй Грант

22.10.87.

Магадан.
Мастер, сами Вы чистое дите!
Какого черта не написали, что прислать, если я в каждом письме об этом талдычу?
Конечно, мы же интеллигенты, мы питерские, нам дворянская нежность не велит…
А я не хочу, чтобы властитель дум загнулся раньше срока только оттого, что во вшивом Ленинграде даже гондоны по талонам.
А я вчерась отхватил водку по талонам! Талоны такие красивенькие — жаль было расставаться.
Кстати, талоны за апрель я не отоварил, а отнес в краеведческий музей. Там сначала хохотали, потом задумались, закручинились и… взяли. Авось, когда-нибудь появятся талончики мои в экспозиции как значок времени — в разделе «Мужество северян».
Касательно судорог. Они частенько бывают утром при пробуждении. Поэтому необходимо по возможности просыпаться «плавно», не резко, избегая резких движений копытами, да и вообще организм кантовать полегче.
А Ваши большие начальники — пройдохи и трепло — точно. Они нам ядерный лихтеровоз «Севморпуть» подсунуть хотят и делают это бездарно, нахрапом и хитростью. Пока держусь. У меня на тощей шее Билибинская АЭС; не хватало еще ядерного объекта в порту в черте города.
Вот и все. Обнимаю.

Разгильдяй Грант

22.06.89.

Магадан.
Мастер!

Я прошу Вас компетентно

Рассказать об импотентах.

Это я немножечко «организовал» фразу из письма в редакцию «Советской культуры» от некоей вдохновенной читательницы.
М-да. Гитлер — дурак: ежели бы знал, каков у нас читатель, ну на худой фаллос прочитал бы в «Крокодиле» рубрику «Нарочно не придумаешь» — он бы еще раз двадцать почухался и прикинул — лезть в Россию или нет.
Уверен: американосы пошли на разоружение, начитавшись «Молодой гвардии»: не надо засылать шпионов, загонять на верхотуру спутники и т. д. — достаточно прочесть один номерок этого журнальчика, чтобы сделать вывод: с этими дебилами лучше жить в мире.
И вообще, могу дать совет, как узнать в этом бедламе «кто есть кто?»:

Отныне для меня 

Нет проще простоты: 

Скажи мне, кто твой гдлян — 

И я скажу, кто ты. 

Хе-хе. Кстати, о птичках: прочитал в № 6 «Молодой гвардии» памфлет В. Бушина — там он долбает Яковлева, Арбатова, «Огонек», и делает это блистательно. Я не вдаюсь в существо, я о форме и стиле: вот ежели бы все грызлись на таком уровне — пусть бы грызлись.

Ваш полуинтеллигент Грант

10.07.90.

Магадан.
Мастер!
Лев Толстой — гениальный писатель. Я серьезно. Читаешь, к примеру, детский лепет про Левина и Кити, томишься, зеваешь и вдруг — бабах! — Каренин пелестрадал! И этим «пелестрадал» Алексей Александрович — высокая душа, истинная жертва условностей — оправдан перед людьми и Богом.
Или, скажем, всего пару корявых слов о Сереже Каренине — и человек на ладони: «ему было девять лет, он был ребенок; но душу свою он знал, она была дорога ему, он берег ее, как веко бережет глаз, и без ключа любви никого не пускал в свою душу». Каково, а?!
Это ведь конгениально мне, несравненному —

Беззаботный, безвредный парняга, 

Из бродяг, кто враспашку живет, 

Я общителен, словно дворняга, 

Только в будку свою — никого. 

Хе-хе… А как крут старикан с бабами… Судите сами: княжна Марья отделалась пустяками — она всего лишь уродлива; Катюша Маслова — шлюха поневоле; Долли он изукрасил роскошными рогами; маленькую княгиню уморил родами; Кити всучил унылого мужа, с прыщавыми юношескими дневниками; Анну, ясное дело, пихнул под поезд; Элен — о! — тут граф превзошел себя — перед смертью заставил бедняжку обделаться (холера). Даже убитый Вронским конь, и тот — кобыла! Кроме того, имею крепкое подозрение, что творцу стоило больших моральных мук не наградить княгиню Бетси дурной болезнью, а Наташу Ростову увести мимо лап Курагина.
А сколько пол-литров желчи вылил гениальный страстотерпец на всех этих бесплодных львиц и чересчур плодовитых кликуш — а?
Короче, если это дело систематизировать (что, собственно, я и совершил), — то и получается, что уход Льва Николаевича от Софьи Андреевны — это последний, так сказать, завершающий мазок бунтаря и обличителя на величавой картине его отношения к слабому полу.
Уф… предложу это сочинение в качестве типового для всероссийской контрольной.

Ваш Грант-разгильдяй

20.02.92.

Магадан.
Мастер!
Ничего себе вопросик Вы подкинули — о писателях в провинции. Что ж, попробую…

ГЛУБИНКА

Вот идет одинокая женщина 

И капусту в авоське несет. 

Расступаются черти-оценщики — 

Понимают: идет первый сорт. 

— До чего ж она, сука, красивая, 

Как достоинством нежным полна… 

— Ни черта не поделать с Россиею 

Никому, никогда, ни хрена! 

Полагаю, что писатели свой крест, кряхтя, потянут. Это сейчас они помалкивают — и правильно: осмотреться же надо. И не верю бредням, мол, русская словесность займет скромное, но элитарное место на западный манер.

Россию-голубку никогда не накормить лишь колбасой, водкой да демократией — ей тоску да ласку подавай, и тут уж не обойтись без некоего «поля чудес», а на этом поле худо-бедно играют словами, а словом по слову — не хреном по стулу — тут мастера потребны, и опять пойдут-поедут-поплывут где-то в XXI веке всякие там Булгаковы, Искандеры, Грины, Паустовские, Конецкие и прочие картавые. И всплывет Моби Дик — Шкловский. Но его и тогда не поймут.
Дыхание России всегда будет прирастать провинцией. Когда на столах столичных чиновников замаячат провинциалы Бунины и Чеховы — тогда и дела пойдут.
Подобно матушке Базарова, я не доверяю рыжим и свято верую, что ежели б Тургенев поменьше шлялся за кордон — был бы из него великий писатель. А так… Гуманист высокопарный.
И так будет, уверен, чтоб меня украли. Какие-то странные поперли у меня вирши. Вот пример.

УЖЕ ОСЕНЬ

Уже чудно и чудно и чулунно… 

Вот — чинная молчалица — Она 

Подваливает четко и чугунно 

Причаливает чутко у окна; 

Уже пора. И млечная прохлада — 

Густая — оседает в сизый мрак… 

Увы, пора. — А вечер так наряден… 

Пожалуй, оседлаю старый фрак. 

М-да, разболтался, как американский губернатор. Касательно бартера — есть у меня вариант:

Из Магадана в Питер — курево, 

Из Питера — Невзоров скурвленный; 

Давно созрел наш резвый мальчик — 

По нем колымский лагерь плачет. 

Дядя Вика! Наша семья (кот Мося, жена Тося и я) желаем Вашей семье не вешать нос — худо-бедно у себя дома живем.
Осторожно и гетеросексуально обнимаю Вас.

Грант-разгильдяй

27.10.92.

Магадан.
Мастер!
Согласен, жизнь — штука тоскливая и вредная, от нее даже умирают. Спасает то, что она, стерва, разнообразная. К примеру, я за отрезок с середины февраля по середину апреля сломал правую клешню, похоронил маму, приватизировал хату в Сочи, прилетел назад в Магадан и перенес острейший гнойный 
Враги плодовиты, это точно.
Я заметил также, что в этом деле и педагоги не олухи. К примеру, Ульянов Илья наплодил нам… Что касается меня — имею одного сына (законного, остальные не в счет). Ему 26 лет, мастер по боксу, полутяж. Пить и курить завязал аж в 18, когда я только начинал. Сейчас работает частным телохранителем в дорогом сочинском кабаке. Увы-увы. Но, черт возьми, я горжусь пацаном и верю, что свою истинную работу он найдет. И друзья у него ладный народ и чистый. Так что страну из дерьма вытянут, уверен. Уф, стало жарко, позвольте снять пиджак, когда пошел такой стриптиз…
Вы так и не написали свой телефон… Позор! А еще кортик надел!
А за внимание и память спасибо и низкий поклон. Прошу прощения за косой почерк: после перелома еще не насобачился писать.
Обнимаю.

Разгильдяй Грант

04.05.93.

Магадан.
Мастер!
Чего скажу: культуры не хватает. И другам и недругам Ельцина надобно проштудировать «Мертвые души», второй том. Первый они, возможно, одолели посредством школьных зуботычин, а вот второй, столь презираемый нашим официозом, весьма поучителен. Цитирую:
«Где же тот, кто бы на родном языке русской души… умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед?! Кто, зная все силы и свойства, и всю глубину нашей природы, одним чародейным мгновением мог бы устремить на высокую жизнь русского человека?!» Конец цитаты.
Дал нам Бог такого парня, и народ инстинктивно выбрал его вожаком (царем ли, лидером ли, президентом — один черт). Так нет же: и этого одного уж повесить хотят.
И кто же они? Цитирую:
«В числе друзей… попалось два человека, которые были то, что называется огорченные люди. Это были те беспокойно странные характеры, которые не могут переносить равнодушно не только несправедливостей, но даже и всего того, что кажется в их глазах несправедливостью. Добрые поначалу, не беспорядочные сами в своих действиях, они исполнены нетерпимости к другим». Конец цитаты. Каково, а!
Это же обобщенный портрет народного депутата с п… вместо бороды на холеной физиономии. Это, увы, кое-кто из друзей президента. Ай да Николай Васильевич! — не в бровь, а в глаз им врезал.
Впрочем, не станут они Гоголя читать, а если и прочтут ненароком, то уж к себе не отнесут: культурки маловато, чтоб над собой посмеяться.
А коли так, Борис Николаевич обязан свирепо, намертво, безо всяких яких держать в руках радио и телевидение.
Упустит их — пропадет Россия.
Дядя Вика, дорогой мой писатель, не читайте, Христа ради, газеты с утра натощак — это отупляет вкус к жизни вообще и к слову в частности.
А Вам — жить и писать. Скоро-скоро опять потянется народ к литературе.
Обнимаю Вас.

Разгильдяй Грант

10.05.93.

Магадан.
Мастер!
Человек я скромный. Но недавно изобрел средство для смотрения заграничных телесериалов про Марианн, Марий и так далее. Вот оно.
Когда маразм из телека особенно крепчает, я мысленно запускаю в картинку героя Зощенко. А, к примеру, вот он, деловитый такой Емеля: из штанины — кальсонная тесемочка с башмачком путается, но ходу не мешает, рубаха этакого индифферентного цвета. Ничего себе рубаха — не очень-то нижняя, но и не так чтобы и верхняя. Апаш, без претензий, одним словом. А идет он, к примеру, со службы. В баню наладился или еще куда. Вот идет, сердешный, со службы, и по левую руку у него — калитка со щеколдой, а по правую руку — ведро с купоросом. Или с олифой. Причем все три предмета движутся как бы независимо, но в одном направлении. И сразу видно, что он их на службе стырил. Или, может быть, слямзил. Возможно, что и увел. Я не знаю, может, и спи… Не в этом дело. А дело в том, что в настоящий исторический момент герой Михал Михалыча думает крепкую думу, как этот хабар обратить в чекушку с воблой. Или даже в пол-литру, под закусь или же под занюх. Вот в чем вопрос. Так что вся суета вокруг, всяческая кутерьма Марианн, Марий, Диегов ему до лампочки Ильича. Он на них внимания — ноль. Да не тот тепловатый хилый ноль по Цельсиям да Фаренгейтам, а настоящий ноль, кондовый, имени славного сэра Кельвина, дорогого товарища нашего, суперагента по кличке «очко». Он — сам по себе. Он на все забил болт, окромя высокой цели…
Он на все положил с прибабахом. А, может быть, и того хуже. Не знаю опять-таки. И опять — не в этом дело. А дело вот в чем.
Неторопливо, озабоченно, этаким ходором рассекает экран наш совок, появляясь в нижнем углу и исчезая вверху влево. А вокруг шипит и пенится мыльная опера, и в этой бане парятся ихние совки в их исторических моментах. И все эти пролетарии духа — ихние и наши — переплетаются в моем воображении, дают некий забавный импульс следить за ходом бреда в ящике. Отбросив пошлый снобизм, я мазохизмом купаюсь в этом маразме, и в особо захватывающие моменты кричу жене на кухню:
— Старуха! Опять Диего пришло!
На что получаю в ответ:
— Это очень кстати, не забудь сообщить, когда оно уйдет, самое время будет переворачивать котлеты!
За эти минуты обалдения низкий поклон Михал Михалычу, печальному и мудрому.
Ну, и, конечно, студии «Пиратфильм».
Обнимаю.

Ваш Разгильдяй Грант

21.06.93.

Магадан.
Мастер!
Касательно жизни грибков.
Татьяна, которая русская душой, сбирается из подмосковной в столицу. Ходу санному до Москвы — часа три-четыре, а то и более. Идет вопрос: как она будет справлять малую, скажем, нужду?
Вообще, как смотрелись изнеженные дамочки на конном пути из Питера в Пятигорск? Та же печоринская Вера? Как в этом смысле обустраивалась кавалерист-девица? Скажем, сортир. По лихому военному времени это в лучшем варианте халабуда на три-четыре очка, а так — канавка.
А многочасовые переходы верхом, да плюс дамские дела? У меня два ответа. Первый. Чувствительность тогдашних носов была грубее, чем у нас теперь, да и ханжества было в этом деле, как ни странно, поменьше нашего.
Второй. Возможно, существовала некая дорожно-каретная гигиена, полностью утратившаяся с появлением чугунки. Возможно, это было даже и высокое искусство, дар своего рода. Ведь недаром Гоголь с удовольствием отмечал, что любезный Чичиков в любой дороге выглядел огурцом. И брусничного цвета. Вы наверняка заметили, что в самом занюханном аэропорту завсегда мотается оживленная компашка, чистенькая и свежая на зависть, будто и не ждали своего рейса сутки вместе со мною, изнуренным и помятым. Они будто родились в аэропортовском медпункте, и вся эта предполетная каша им дом родной, в отличие от меня, неприкаянного и засалившегося с первой минуты появления здесь; хотя и старался ничего без крайней нужды не лапать, а двери открывать локтем либо вскакивать вослед предыдущему. Полагаю, что эти неувядающие создания — реликты из той пушкинской поры, владеющие секретом безбедно быть в дороге. Опрятно быть. Получается наслаждение от самого факта дороги и, черт возьми, каким-то макаром самоочищаешься.
А у меня елки-палки, штаны пузырем, глаз заплыл, озноб колотит. И охота домой. И еще не улетел, и куришь, куришь… А мильтон, зараза, гонит с сигаретой на мороз (я в сортире не курю). А какое на морозе курение? Так, одно предисловие.
А эти фламинги в своем углу радостно так обсуждают, что рейс отложен еще на три часа. Тьфу ты, напасть!
В кои веки захотел написать эссе — получается какое-то поссе.
Обнимаю.

Грант Разгильдяй

10.08.93.

Магадан.

Мастер! Вот Вам моя «Грустная пародия».

У ПОПА БЫЛА СОБАКА…

У меня была собака. 

Я ее любил. 

Нет, не глупую собаку — 

Я любовь убил. 

Улетела та собака 

В дальние края. 

Я молчу, не в силах плакать, 

Опустевший я. 

***

Я тихо ухожу из Ваших снов. 

Из Ваших слов, из Ваших дальних комнат. 

Так бережно уходит лишь любовь, 

Которой есть что нежить и что помнить.

Да! А ежели «художественного» и «писемного» Чехова сложить, а потом поделить на два — получается любопытная среднеарифметическая формула: «Мисюсь, где ты, едрена вошь…»
Кстати, в одной из художественных вещей он сказал очень четко: «Жизнь — прекрасный цветок. Пришел козел — и слопал».
А умирая на чужбине, немецкому доктору облегчил определение диагноза: «Их штербе» («Я умираю»).
Отличный парень был: я согласен с Вами.

Разгильдяй Грант

Без даты.

Магадан.
Мастер! Касательно возникновения марксизма в России.

Скромный пьяница из Трира, 

Тихоходный Карел Маркс, 

В добром тамошнем трактире 

Дул баварское и шнапс. 

Ел сосиску под томатом, 

Что-то в нос себе шептал, 

И, разделавшись с салатом, 

Бормотал про капитал: 

Мол, с финансами не густо, 

Да подводит Фрэд-нудак… 

Так и шло. Но как-то русский 

Завалился в тот кабак. 

У него мошна с лопатой, 

Брют и трюфель завсегда… 

Только эдак скучновато 

Жить на свете, господа… 

Чтобы сбыть избыток силы, 

Заварушка бы нужна. 

А для этого Россия — 

Подходящая страна. 

Истаскать державу в войнах, 

С панталыку сбить народ, 

Заварить крутую бойню 

Да царя скостить в расход. 

Раскурочить богатеев, 

А хабар пустить в дележ… 

Только надобно идею 

Присобачить под балдеж. 

Но с идеей туговато, 

На пророков дефицит… 

Стоп! А что вон тот мохнатый 

Там за столиком гундит?! 

Пересел, да так удачно, 

Потому что в тот момент 

Герр профессор очень смачно 

Материл истеблишмент: 

«Женни-шлюха унд метресса, 

Энгельс Фрэд — буржуй, павук… 

Фюр прогрессум ин процессум 

Надо их пугайт на фук!» 

«Спелись Фрэд и баронесса, 

Словом, капитал и знать, 

И без всяких там процессов 

Надо гадов расстрелять!» 

«Только надо бы помяхше: 

Твой идеум ошен крут…» 

«Не боись, профессор: нашим 

Это — самое зер гут!» 

Из-за стойки дед трактирщик 

С благодушием взирал, 

Как профессор полунищий 

Что-то барину вдувал… 

Так в запойном пароксизме 

В предзакатный тихий час 

Подружились два марксиста 

К общей радости для нас. 

Аминь. Обнимаю, не болейте, дядя Вика, не горюйте.

Ваш разгильдяй Грант

15.09.93.

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО

Дорогой дядя Витя!
Как я рад, что Вы живы и телом и душой. Душой? — потому, что так долго горевать о смерти Яна Вассермана может только живая душа.
Не думаю, что он ушел от водки.
Приведу старый анекдот из раньшего времени.
Ползет еврей из Союза через границу и видит погранца, сдергивает портки и становится торчком, изображая большую нужду. Тут подгребает погранец со своим верным Карацупой, и происходит такой разговорчик:
— Что делаешь?
— Гажу…
— А почему дерьмо — собачье?
— А жизнь какая?
И смешно и грустно, но сколько Янов ушло из той собачьей жизни…
Вы приказываете мне писать прозу… Увы, для такого дела потребны стайерские данные, а у меня короткое дыхание спринтера. Я где-то вычитал, что классный бегун на стометровке успевает выдохнуть пару раз. Впрочем, черно вики свои пишу в толстенных амбарных книгах, а они вполне сойдут за дневники. К тому же мне как-то больше с руки скудные мысли рифмовать. Мне, мракобесу, подавай чет кий ритм и точные рифмы. А для примера, покушусь на несколько высокопарное, но очаровательное стихотворение в прозе И. С. Тургенева.

Как хороши, как свежи были розы, 

И робкий гром, и капельки в пыли… 

Теперь зима. Свистящие полозья 

Нас навсегда с тобою развели. 

Прошу прощенья за нахальство. С детства стеснялся своего шикарного имени, ибо был и есть кривоног, длиннонос, сутул и лопоух. Пришлось изживать комплекс и стать в результате элегантно-угловатым нахалом; одно время подался аж в дикторы телевидения и даже заработал вдобавок к врачебному диплому еще и удостоверение артиста-разговорника. М-да, пора подаваться назад, в стеснительное детство…
С днем рождения, братишка!

Ваш разгильдяй Грант

04.01.96.

Зима. Гитара. Жар поленьев.

Стакан. Огурчик под укроп. 

Пушистый снег с пушистой ленью 

В душистый падает сугроб. 

Избушка. Девушка нагая. 

Кукушки шаркающий бой. 

И тишина. И глушь какая. 

Зима. Гитара. И любовь. 

СЕРЕДИНА ЗИМЫ

Ни смеяться, ни плакать 

Нет охоты уже… 

Пробежала собака — 

И тепло на душе. 

Всласть кемарит рябинка, 

Окоем — как умыт… 

И хрустит под ботинком 

Половинка зимы. 

ДЕКАБРЬ

Декабрь — пропащий месяц, 
Пропащее — нельзя: 
И солнце косо метит, 
И тьма слепит скользя… 

Простылая погода, 
Пристанище ворон… 
Декабрь — поскребыш года, 
И так заброшен он; 

Так жалко бедолагу, 
Такого одного, 
Что был бы он дворнягой — 
Впустил бы в дом его. 

ПОГОСТ

Сам своей судьбе господин, 

Человек завсегда один. 

Словно Бог о трех лицах един, 
Он восходит и сходит один. 

Пропадает любимый кот — 
Человек со цветком идет… 

Улыбнется цветку жена — 
И она увянет одна… 

Загинает в остроге сын — 
Человек за свечой один… 

Помирают отец и мать… 
Больше некого поминать… 

Мне бы первому, по весне, 
Как истает усталый снег, 

Только как я оставлю их, 
Беззащитных таких, одних. 

Грант Халатов умер от рака легких 5 июня 1996 года. 
Возможно, с Божьей помощью книга стихов Гранта выйдет во Владивостоке.