Библиотека Виктора Конецкого

«Самое загадочное для менясущество - человек нечитающий»

Евгения Кацева. ДОРОГОЙ МОЙ КАПИТАН…


Тридцать пять лет насчитывала наша — думаю, что смею так считать, — дружба.

Началась она с довольно необычного знакомства. Давным-давно, еще в 1967 году, редакция журнала «Вопросы литературы», где я тогда работала, проводя одну из многочисленных анкет, обратилась к Виктору Конецкому с просьбой ответить на несколько вопросов, касающихся не очень оригинальной темы «Художник и революция». Он ответил тоже не бог весть как оригинально — тема другого и не требовала. Но сверх того он включил две-три строчки об Александре Солженицыне, строчки не столь уж значительные и не очень обязательные. И поскольку они были не очень обязательные, то поминать почти всуе опальное имя было бы нерачительно и для редакции обременительно — лишние пререкания с цензурой к добру не приводили. Для автора же эти строки были знаковые, простое упоминание этого имени уже обозначало позицию.

Пробовали связаться с Конецким по телефону — нерушимое правило «Воплей» («Вопросы литературы») было: без согласия автора не менять и запятой, — но наш капитан дальнего плавания как раз в плавании и находился. Рискнули самовольно вычеркнуть означенные строчки. Вычеркнули и забыли, но не забыли после выхода номера выслать гонорар — целых 21 рубль (тогда и это были деньги).

Вернувшись из плавания и обнаружив денежный перевод, дотошный автор полез в присланный экземпляр журнала — и заветных слов не нашел. Он тут же отправил обратно перевод с гневным письмом, заканчивавшимся угрозой сообщить о происшедшем не только Солженицыну, но и всей мировой общественности.

Меня срочно командировали в Ленинград — уладить дело и предотвратить скандал.

Знакомы мы не были. Но отправляясь «в гости» хоть и без предупреждения, я захватила никогда не бывающей лишней пол-литру. Открывшему дверь хозяину я представилась своим фирменным «старшина второй статьи», и ему ничего не оставалось, как впустить меня в квартиру и поставить рюмки на стол.

По мере понижения содержимого в бутылке — а я, как говорится, шла ноздря в ноздрю, хозяину пришлось даже выставить домашний запасец, — уважение капитана ко мне росло. Но как только я, сочтя момент подходящим, заговорила о «деле» и он понял, кто я и откуда, уважение это сразу же испарилось. Разразился настоящий скандал — с криком, с «выражениями», на которые Виктор был превеликий мастер.

В конце концов он согласился на мое предложение — написать письмо в редакцию, и мы его напечатаем со своими извинениями. Согласился он скорее из желания покончить со всей этой историей, нисколько не веря в реальность предложенного, да у меня и полномочий таких не было! Тем не менее мое обещание было выполнено. Вот этот текст (Вопросы литературы. 1968. № 3):

«В № 11 журнала за 1967 год опубликованы мои ответы на литературную анкету «Художник и революция». В мой текст редакцией были внесены некоторые сокращения и поправки. Это произошло без согласования со мной. Прошу поставить ваших читателей в известность об этом. С уважением Виктор КОНЕЦКИЙ. г. Ленинград.

От редакции. По техническим причинам редакции не удалось согласовать (как это обычно ею делается) с В. Конецким необходимые поправки и сокращения. Публикуя его письмо, редакция приносит ему свои извинения».

Должна сказать, что эта крошечная публикация принесла нам столько дивидендов, как мало какая большая статья. Это теперь в прессе иногда печатаются извинения, да и то по решению суда, а тогда ничего подобного не случалось.

С тех пор у нас с Конецким установились дружеские отношения; поначалу мы даже переписывались, потом перешли на телефон. Не скажу, что так уж часто мы давали друг другу знать о себе, но две даты отмечались неукоснительно: Новый год и 9 мая. Ну и, разумеется, я получала его книги, где в надписях на все лады обыгрывалась наша военная субординация.

Вот одна из надписей: «Старшине Кацевой — капитан Конецкий, — с любовью. 25.ХI.87». А вот другая — лукаво-само­критичная: «Дорогая старшина! Когда моряк сходит на берег, его покачивает. В этой книге меня покачивает сильно, ибо книга слабая. Но так как это факт моей биографии, дарю ее Вам. Простите! 03.09.89».

Приведу и одно из его писем.

«Дорогая морячка! Вы до меня не дозвонились, т. к. я бороздил суровые арктические просторы. “Эссей”, который готовлю для Вас, почти спекся. Скорее всего, я привезу его Вам в М-ву  сам, т. к. 27-го буду на пленуме. “Эссей” весьма странный и полн выпадами против слабого пола. Нынче я настолько утратил писательское честолюбие, что идти на муки редактур, цензур, переписок, купюр и пр. и пр. нет охоты. Тем более — деньги есть. Жить невозможно. Вернувшись с моря, обнаружил: лифт не работает, ТВ вышел из строя, холодильник сломался, телефон отключили за неуплату, потолок протек, тираж “избранных” в “Худлите” срезан в 4 раза и т. д. и т. п. Про то, что жрать нечего, — не говорю. (У нас-то пайков нет!) Приехали бы в Питер! Я бы Вам показал акварели и отредактировали бы сразу рукопись — там около 3 а. л. — выбирать есть из чего. Остановитесь у меня, а? Ваш В. Конецкий 13.10.82 г. P. S. Немецкую заметку никто перевести не смог».

(Речь идет о присланной мною рецензии из немецкой газеты на вышедшую в Германии книгу Виктора Конецкого.)

Письмо это кажется весьма характерным для Виктора — своей парадоксальностью, противоречивостью: «деньги есть — жить невозможно»; «жрать нечего — приехали бы в Питер»; в квартире полная разруха — «остановитесь у меня…».

Одним из любимейших зарубежных писателей Виктора был Макс Фриш, несколько книг которого я перевела и с которым была хорошо знакома. Узнав из «Литературной газеты», что Фриш приедет на намечаемый в феврале 1987 года международный конгресс деятелей культуры против ядерного вооружения, Виктор умолял привезти Фриша в Ленинград. От меня, разумеется, это не зависело. Но когда после конгресса участникам предложили трехдневную поездку на выбор — в Ленинград, Киев или Ригу, Фриш выбрал «мой» Ленинград.

Виктор был счастлив. Вместе со своим приятелем — владельцем автомобиля — он даже совершил чудо. Фришу очень хотелось побывать в Русском музее, где была новая экспозиция из запасников, но на беду в отведенный для этого день музей был закрыт. Виктора это не смутило: он поехал домой к директору, привез его и несколько часов музей был в полном нашем распоряжении.

Изрядно усталые, мы отправились по приглашению Виктора ужинать в «Асторию». Все было прекрасно, но вот оркестр… Он гремел так самозабвенно и оглушительно, что ни о какой беседе не могло быть и речи. Виктор направился к нему, долго и проникновенно уговаривал снизить тон, но успеха не добился. Тогда предприняла попытку я. И то, что не удалось капитан-лейтенанту, удалось старшине второй статьи: пока мы оставались в ресторане, оркестр играл con sordino!

В завершение вечера Фриш не остался в долгу и пригласил мужчин в валютный бар, окончательно покорив Виктора — уже не только как писатель, но и как близкий по духу человек.

Много лет назад он жаловался: «Записная телефонная книжка толстая, а позвонить некому». Как же хорошо я его понимаю. 


И как мне не хватает его звонков…




Новости

Все новости

21.04.2024 новое

ПИСАТЕЛЬ АНАТОЛИЙ ЁЛКИН

12.04.2024 новое

ПАМЯТИ ГЕРОЕВ ВЕРНЫ

07.04.2024 новое

ВИКТОР КОНЕЦКИЙ. «ЕСЛИ ШТОРМ У КРОМКИ БОРТОВ…»


Архив новостей 2002-2012
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru