Флаги кораблей и судов изготавливаются из шерстяной ткани, которая называется флагдук. Ткань лёгкая, свободно реет, вздымается и полощется на морском ветру. Через пару недель полоскания появляется бахрома. Флаг подшивают, но ветер продолжает трепать флаг, выдёргивая из него по нитке. Опять подшивают. И так, покуда на мачте не оказывается короткий обрубок.

Флаг наших гидрографических судов ВМФ представляет собой синее прямоугольное полотнище, в левом верхнем углу помещено изображение военно-морского флага, а справа – маяк в белом круге. В процессе истрёпывания и подшивания символика постепенно исчезает, и с иностранных кораблей и самолётов начинают иронично интересоваться национальной принадлежностью судна. Боцману приказывают изобразить родной флаг на листе жести. Изделие выходит долговечным, одна беда – дребезжит на ветру.

— Расскажи свежий анекдот про Чапаева! — улыбнулся парень.

Вас бы такая просьба удивила? Ну, а я слегка обалдел. Потому как дело происходило на одном из Островов, и передо мной стоял темнокожий боец в камуфляжной униформе без внятных знаков различия.

«Мулат, — подумал я. — Или креол? Забыл, чем они отличаются. Уже не чёрный, но ещё не белый. Переходное звено».

План похода не предусматривал посещения этих Островов. Однако поступил приказ уйти с основного планшета и тщательно перепахать новый квадрат. Эхолоты барахлили, сигналы радионавигационных систем принимались на пределе дальности, а плотная облачность не позволяла определяться по светилам. Об этих заморочках было честно доложено береговому руководству.

Ответ был изумителен по лаконизму – «Продолжать, невзирая».

И мы продолжили хождение параллельными галсами, смирившись с мыслью, что весь материал пойдёт в корзину. Опёршись локтями о планшир, я рассказал первый пришедший на ум анекдот.

Парень долго заливисто хохотал, притоптывая по бетону причала высоким шнурованным ботинком.

— Промером занимаетесь? — спросил он, отсмеявшись. — Погода, наверное, не баловала?

— Хорошо по-русски говоришь, — похвалил я.

— Так в Ленинграде учился, — объяснил он, — в рыбной мореходке. На Каменном острове. Зовут меня Серран, можно Серёга.

— Ну-у! — обрадовался я. — Слушай, а ты Генку Астапова не знаешь?

— Корешами были! — удивился Серран.

— Мой одноклассник по школе, — я почувствовал невольную симпатию к весёлому креолу. — А Скелета помнишь?

— Ещё бы! — Серёга показал белоснежные зубы. — Сколько мы с ним… Жив он?

— Жив, — успокоил я. — В милиции служит. А Генка уже старпомом плавает. Слушай, а что у вас тут делается?

— Месяц, как освободились от колониальной зависимости, — кисло сообщил Серран. — Сбросили, так сказать, иго.

Об этом мы узнали ещё в море. Однажды утром радист принёс на мостик извещение о том, что Острова получили волю и тут же объявили о введении двухсотмильных территориальных вод.

— Может, ошибка? — предположил старпом. — Наверное, имеется в виду экономическая зона.

— Тут ясно сказано – терводы, — штурман ткнул пальцем в бланк. — И мы как раз находимся в этих самых терводах, — он вопросительно посмотрел на командира.

Но старший лейтенант Бодунов никак не отреагировал и продолжал глядеть вперёд, покачиваясь на длинных ногах.

— Это же надо! — злился старпом. — У США двенадцать миль и ничего, хватает, не жалуются! А эти…

— Есть несколько государств, объявивших двухсотмильные терводы, — напомнил штурман, — Бразилия, Уругвай, Перу…

— И кто-нибудь это признал? — Бодунов полуобернулся.

— Никто не признал, — хихикнул штурман.

— И правильно, — одобрил командир.

— Посягательство на принцип свободы открытого моря, — продолжал горячиться умный старпом. — Такие авторитеты международного морского права, как Гроций и Коломбос…

— Они Гроция не читали, — успокоил его командир. — Я, кстати, тоже. А ты бы, старпом, не Гроция штудировал, а … — но так и не сказал, что же именно следует штудировать.

— Территориальные воды, — не выдержал, молчавший до этого, замполит Сурепко, — это водное пространство, на которое распространяется суверенитет государства, и которое государство способно эффективно контролировать!

— Господи! — застонал Бодунов. — Чтобы на одном пароходе собралось столько эрудитов? Ну, кто ещё чего скажет?

— В терводах запрещён не только морской промысел, но и гидрографические работы, — осторожно напомнил я. — Может, вырубить к чёрту эхолоты, всё едино они ничего не пишут, и сослаться на суверенитет?

— А по земле погулять хочешь? — строго спросил начальник промерной партии. — Нам же заход обещали. Соображать надо, а не только кроссворды разгадывать.

— Так! — заключил Бодунов. — Гайд-Парк закрывается на просушку. Слушать меня! Живём, как жили!

— И как происходило освобождение, — спросил я креола, — воевали, партизанили?

— Какая тут может быть партизанщина, — удивился он и показал на совершенно лысые красные холмы, — это же не Брянские леса. Просто приехали мы сюда и объявили, что теперь они свободны. Никто не возражал.

— И всё? — удивился я.

— Ну, ещё памятники старого режима с постаментов сбросили.

— Мешали?

— Детская болезнь левизны, — объяснил освободитель, — вот и болеем.

— Слушай, — спросил я, — а чего это у вас в городе все магазины закрыты, водопровод не работает, света нет?

— Говорю же, погорячились маленько, — крякнул Серёга. — Когда памятники скинули, стали думать, что бы ещё такое революционное произвести? Ну и выгнали всех белых, как прямых потомков завоевателей.

— Понятно, — кивнул я, — а это врачи, инженеры, учителя…

— Ну, да! — поморщился креол. — Я же говорю, погорячились. Сейчас мы их назад зовём, а они не хотят.

— Может, вам опять попроситься под колониальное иго? — пошутил я.

— Не возьмут, — креол шутки не понял, — раньше надо было думать.

— А ты сам, чем теперь занимаешься? — я решил переменить тему.

— Служу в военно-морском флоте, — Серёга ткнул пальцем в какой-то значок на лацкане рубашки.

— И кто ты по должности?

— Да, понимаешь, — креол явно смутился. — Я, как бы это сказать, Главнокомандующий военно-морскими силами Островов. Только, если знакомых встретишь, ты про это не рассказывай. Скажи — в моряках Серёга. И всё.

— Вот, ведь, какой скромный главком, — подумал я. — Однако, похоже, и он к этим двухсотмильным терводам ручку приложил.

— Служба спокойная, — продолжал Серран, — не то, что на рыболовецких судах.

— Чёрт! — опомнился я. — Ты извини, нужно же о твоём визите командиру доложить.

— Не надо, не надо! — замахал руками Серёга. — Я просто так заглянул, неофициально. Тем более, что у вас же деловой заход. Мы – люди свои, обойдёмся без формальностей.

— А можно поглядеть на твой флот? — попросил я.

— Так вот же он! — Креол махнул в сторону соседнего пирса, где приткнулись четыре деревянных катерка с пулеметами на турелях. — Весь, как есть!

«Верно сказал Бодунов, — подумал я, — не читали он Коломбоса с Гроцием».

— Ну, я пойду! — заторопился Серёга. — Бывай! Ребят моих встретишь, передавай привет! — и ушёл к своему флоту.

— С кем это ты болтал? — осведомился Бодунов из открытого иллюминатора командирской каюты.

— Главнокомандующий военно-морскими силами Островов, — доложил я, задрав голову. — У нас в Питере учился, в рыбной мореходке.

— Теперь понятно, почему у них двухсотмильные терводы объявились, — спокойно отреагировал Бодунов и, обратившись к вахтенному у трапа, распорядился: «Вы всё же докладывайте о посетителях. А то заявится Президент из тамбовского кулинарного техникума — конфуз может выйти».