Гальюн. Свес в носовой части парусного судна,
на котором устанавливались носовые украшения
(гальюнная фигура). На этом же свесе по бортам
устраивались отхожие места для экипажа. 
Поэтому в настоящее время гальюном часто
называют туалеты на судах и кораблях.
“Морской энциклопедический словарь”

Штамп: Туман был как молоко.

Туман был как молоко. Как сгущённое молоко. И в этой сгущёнке, восточнее спорных островов на небольшом пространстве болтались десятки рыболовецких судов: наших и японских.

— Запишите в журнал, что на баке выставлен вперёдсмотрящий! — приказал капитан. — Для обеспечения слухового и визуального наблюдения.

Вахтенный помощник запись сделал и подумал, а, может, и впрямь выставить согласно Правилу N 5 такого вперёдсмотрящего?

— Всё равно от него толку не будет, — буркнул капитан в ответ на мысль помощника. — Мы и бака-то не видим. А туманные сигналы всё едино со всех сторон слышны. Как в автомобильной пробке.

Старпом, уткнувшись лицом в резиновый тубус радара, на запросы о целях лишь глухо матерился.

— Каша! — сказал он, вынимая из раструба помятую физиономию. — Того и гляди – в кого-нибудь вгребёмся! Может, уйдём!

— А косяк? — рявкнул капитан. — Лезь обратно в локатор! Чуть развиднеется – начнём вымётывать.

Другие капитаны тоже не собирались уступать, и дистанции между судами опасно сокращались.

— Не отдам! — бормотал капитан, уставившись на экран рыбопоискового сонара. — Всех затопчу, а не отдам!

Шестнадцатый канал радиостанции исторгал возмущённую русскую брань и гортанные японские восклицания: тоже, видать, не больно учтивого свойства.

— Боцман! — окликнул капитан. — Ты в Японию много ходил, понимаешь, о чём самураи базарят?

— Нет, — боцман почесал колючую щетину, — у них слова особенные. Иной раз, вроде бы понял, а потом оказывается, всё наоборот. У нас на сухогрузе один матросик на этом деле оплошал.

И замолк.

— Семён! Ты паузу не держи! Не на сцене! — прикрикнул капитан. — Начал, так рассказывай!

Матросик был молодой, — продолжал боцман, — но уже поплававший. Работящий, ничего не скажу. И на языки способный. Но в Японии не бывал. А мы тогда как раз на Йогогаму шли. Ну, ошвартовались, погрузка задерживается – всё как положено, и пошли мы на берег. А как до города добрались, матросик и пристал ко мне.

— Хочу, — говорит, — гейшу попробовать. Может, больше случая не будет такую диковинную бабу за титьки потрогать.

— Я объясняю, что на гейшу ему за всю его матросскую жизнь не заработать. А он упёрся: ладно, пусть не настоящая гейша будет, а всё равно желаю половой японской экзотики. Вижу – припёрло парня; если не стравить лишнее, обязательно это мужское вещество ему барабанные перепонки порвёт.

— Чёрт с тобой! — говорю. — Здесь один бар есть, там и найдёшь свою косоглазую мечту. Причём за умеренную плату, можно сказать, по любви. Я пока пивка глотну. На все дела твои суетные даю тебе час. И не больше… Как в бар ввалились, на каждом из нас сразу по три девки повисло. Ну, всё как положено. Но с меня они быстро слезли. Девки, ведь, по запаху чуют, кто им подходит. Сел я пиво пить, а молодой выбрал себе кралю, поболтал, и исчезли оба. Ну, всё как положено. Сижу, потягиваю пивко слабенькое. Проходит час, и является этот трахатель. Прямиком к стойке, заказывает стакан чистого джина, садится ко мне, прихлёбывает и молчит. Вроде полегчало ему, а вроде и нет. Ну, подождал я, покуда он созреет, и спрашиваю: «Докладывай, хрен чердачный, как всё прошло. Не было ли каких замечаний? Не пытались ли тебя, озабоченного, вербовать в японскую разведку?»

— Про разведку не знаю, — отвечает он, — а странно всё получилось. Как до дела дошло, она разгорячилась, трепыхается и всё кричит: «Темпо! Темпо!» Видать, я ей понравился. Ну, я ускоряюсь, а она опять: «Темпо! Темпо!» Я уже, как швейная машинка, строчу, а она опять: «Темпо! Темпо!» Отвалился я, наконец, состояние такое, будто трюм врукопашную разгрузил. А она рожу воротит, бурчит по-своему: вроде, не угодил я ей. Денег не взяла, выпроводила и дверью хлопнула. Боцман, как это объяснить с точки зрения межэтнических связей?

— Дурак ты! — говорю. — Тебе попалась честная девушка из бара. Знаешь, что по-японски значит “темпо”? Это значит – мимо! Пошли на борт, Казанова палубный!

— Занятно! — оскалился капитан.

Непривычного человека эта улыбка могла довести до припадка. Природа наградила капитана далеко выдающейся вперёд верхней челюстью с коротковатой губой и крупными клыками. За эти челюстно-лицевые особенности капитана ещё в училище прозвали Дракулой.

Впереди справа из белой мглы донёсся продолжительный сигнал.

— Совсем близко! — озабоченно заметил капитан. — Лево десять по компасу! Самый малый! Старпом, что у тебя?

Но ответа получить не успел, у правой скулы мелькнула длинная, неясная тень и послышался противный скрежет металла. Тень пересекла курс под острым углом и мгновенно исчезла.

— Стоп машина! Руль прямо! — заорал капитан. — Вляпались-таки! Ты куда смотрел? — накинулся он на бледного старпома.

— Так я же вам говорил, каша! — старпом кивнул на радар.

— Ещё повезло, — капитан снял фуражку и пригладил редкие рыжеватые волосы. — Я так понимаю, что стукнулись мы самую малость. Семён! Дуй на бак, погляди, что там и как!

Боцман выскочил из рубки, и было слышно, как он затопал по стальному настилу.

— Мы сейчас без хода, нужно давать два гудка, — напомнил вахтенный помощник.

— Люблю грамотных судоводителей, — Дракула потрогал пальцем правый клык. — Правильно, будем гудеть в соответствии с правилами. В журнал об этом “поцелуе” ничего не пиши. Я буду в штурманской.

Из тумана вновь послышалась тяжёлая боцманская поступь и неясное бормотание. А через минуту явился и сам боцман. Впереди себя он толкал низкорослого японца.

— Это кто? — испугался старпом.

— Сын Страны Восходящего Солнца! — доложил Семён.

— Вижу, что сын! — закричал старпом. — Почему сын без порток?

— Каким нашёл, таким и привёл, — спокойно объяснил боцман. — Он в этом виде как раз и ползал у нас на баке.

На шум из штурманской вышел капитан. Увидев бесштанного гостя, Дракула зарычал и оскалил клыки. Японец выпучился, завыл громче тифона, бухнулся на колени и что-то запричитал, вздымая к подволоку худые руки.

— А не у всех японцев маленькие глаза, — констатировал Дракула, перестав рычать. — Семён! Успокой иностранца!

Боцман приподнял пришельца и слегка встряхнул. Вой прекратился.

— Это значит, мы с японским судном столкнулись, — заключил Дракула. — И при ударе этот мерзавец перелетел к нам. Кстати, здорово помялись?

— Самую малость! — успокоил его боцман. — Можно сказать, только краску ободрали.

— Хорошо, — кивнул капитан, — а всё же, как это понять, чтобы при таком лёгком касании и на другое судно улететь? Может, он – дезертир, и хочет принять наше подданство?

— Это я могу объяснить, — боцман положил японцу руку на плечо. — У них на маленьких судах гальюнов нет вовсе, а нужду справляют прямо за борт: садятся на планшир и задницу в море свешивают. Вот и этот, — он кивнул на бедного рыбака, — тоже, видать, пристроился, а тут мы! Хлоп! И он у нас на баке! — боцман хихикнул.

— Очень смешно, — капитан укоризненно покачал головой. — Делать-то мы с ним чего будем?

— А чего с ним делать? — пожал плечами старпом. — Спросим название судна, выйдем на связь, и пусть они его забирают.

— Думай, что говоришь! — Дракула показал клыки. — Нам же в правую скулу врезали – значит, кто виноват? Мы и виноваты. Да они нас по судам затаскают!

— А давайте мы его ещё куда-нибудь переправим, — вмешался боцман. — Подкрадёмся в тумане малым ходом к какому-нибудь японцу и кинем на палубу. Пусть сами разбираются.

Дракула вскинул голову, шагнул к Семёну и порывисто обнял.

— Если всё сделаете как надо, за мной не пропадёт! — пообещал он. — Веди его на бак. Возьми ещё двух матросов. Всем внимание! Работать ювелирно. Старпом! К локатору – ищи судно, которое в дрейфе! Начали!

Вскоре подходящая цель была обнаружена. Капитан сам встал на руль, а вахтенный помощник ухватился за рукоятку телеграфа.

— Старпом! — спросил капитан, чуть вращая штурвал. — А почему ты думаешь, что это японское судно?

— Больше некому! — твёрдо ответил старпом. — А если и не так…

— Дайте мне сюда говорилку! — приказал Дракула. — Бак! Ответьте рубке!

— На связи! — отозвался бодрый боцманский голос.

— Мы сейчас подойдём, — Дракула старался говорить тихо. — Связью пользоваться больше нельзя. Дистанцию будем сообщать свистом. Три свистка – кабельтов, два свистка – половина. Дальше сам гляди. Постараемся ткнуться помягче. Кранцы готовы?

— В лучшем виде! — заверил боцман. — Всё как положено!

Посторонние разговоры в рубке прекратились. Старпом непрерывно докладывал пеленги и дистанции. Дракула лёгкими поворотами штурвала направлял судно, боцман напряжённо вглядывался в туман, а двое матросов держали под руки японца.

И вот, наконец, из открытого окна рубки раздались три свистка, чуть погодя ещё один.

— Назад, средний! — крикнул Дракула и переложил руль лево.

Все замерли в ожидании удара, но ощутили лишь мягкий толчок.

— Ну, капитан! — в дверях рубки появился сияющий боцман. — Вот это подход! Внукам своим буду рассказывать!

— Всё нормально? — хриплым от напряжения голосом спросил Дракула.

— Лучше не бывает! — захохотал боцман. — Шмякнулся на кучу сетей! Даже задницу не отбил!

— Ну и слава богу! — Дракула передал штурвал рулевому. — Пошли косяк искать. Провозились мы тут с этим…

Он уселся перед дисплеем сонара и принялся переключать диапазоны, время от времени подавая команды. Старпом, не отрываясь от радара, бубнил, что маневрировать при такой скученности судов невозможно, и если дело пойдёт так дальше, то на палубе окажется уже десяток голоногих японцев, а ещё хуже – наших же родных рыбаков, у которых хоть и нет нужды свешивать задницу с планшира, а всё же…

— Вот он, родимый! — воскликнул Дракула и ткнул пальцем в чёткую линию, протянувшуюся выше дна.

— «Минога» вызывает все суда! Приём! — донёсся из динамика озабоченный голос.

— Удерживаться на месте! — приказал капитан. — Я сам отвечу. «Минога»! Я – «Балерина Уланова». Тимофеич, как дела, не иначе вымётывать собрался? Приём!

— Я – «Минога» — ответил раздражённый голос. — Какое, к чёрту, вымётывать… Слушай, тут у меня на борту японец образовался. Как с неба упал. Без штанов. Приём!

— Японец, — глухо повторил Дракула, оглядел своих подчинённых и машинально добавил: «Приём!»

— В том-то и дело, что японец! — продолжал волноваться искажённый эфиром голос. — Приём!

— Так в тесноте плаваем, — объяснил Дракула, — А в тесноте чего только не случается. Ты, часом, ни с кем не соприкасался?

— Ах ты… — воскликнул капитан «Миноги», но тут же осёкся. — Нет, Петрович, мы ходим аккуратно, правила соблюдаем. Приём!

— Раз так, и волноваться ни к чему, — успокоил коллегу Дракула. — А что с японцем делать, сам думай: ты моряк опытный. Приём!

— Ага! — прозрел капитан «Миноги». — Ну, спасибо, Петрович! Я всё понял. Конец связи!

В продолжении полутора часов о появлении на борту японца последовательно сообщили «Окунь», «Камбала», «Треска» и «Маршал Чойболсан». В рубке «Балерины Улановой», продолжавшей удерживаться над косяком, царило злорадное веселье, притупившее бдительность. Вдруг ощутился знакомый уже лёгкий толчок. Все замерли, а боцман, не дожидаясь команды, ринулся на бак.

— Господи, пронеси! — взвыл Дракула.

И тут, как это бывает только в море, туман начал быстро рассеиваться. Проглянуло солнце, и в его лучах на мостике появился японец. За время скитаний его приодели в тельняшку и замызганные штаны. В левой руке японец держал недоеденный бутерброд с колбасой, а правой торопливо крестился по православному обряду. От него попахивало спиртным.

— Вот, что с человеком сделали! — укоризненно заметил боцман, оглядывая старого знакомого. — А всего-то времени прошло…

Дракула поглядел в окно рубки и увидел, что суда-конкуренты уже готовятся вымётывать снасти.

— Слушай, боцман, — рассеянно спросил капитан, — а может, “темпо” по-японски вовсё чего другое означает, а?