Библиотека Виктора Конецкого
«Самое загадочное для менясущество - человек нечитающий»
|
Писатель Виктор Конецкий |
Морской литературно-художественный фонд имени Виктора Конецкого |
Морская библиотека |
Контактная информация |
Морской литературно-художественный фонд имени Виктора Конецкого |
10.05.2023
«ПРОСТОЙ И НАСТОЯЩИЙ ЧЕЛОВЕК»: Н.В. ПИНЕГИННе стану отдыха искать от странствий; допью
10 мая исполняется 140 лет со дня рождения исследователя Арктики, художника и писателя
Николая Васильевича Пинегина.  Николай Васильевич Пинегин
10 мая [27 апреля] 1883 – 18 октября 1940
Н.В. Пинегину мы обязаны не только поразительными книгами об освоении Арктики, но и первым фильмом о ней, богатыми фотоматериалами, которые он подготовил во время своих рискованных экспедиций, созданием Музея Арктики и Антарктики в Ленинграде, и полярной школы художников, которой следовали многие живописцы. Он отнюдь не случайно «стал добровольным консультантом» Вениамина Каверина, писавшего «Двух капитанов», – «во всём, что касалось “географической” стороны романа».
Короткая жизнь Николая Пинегина вместила в себя события огромной значимости – и удивительных товарищей, таких как Георгий Седов и Владимир Визе, Максим Горький, Иван Сергеевич Соколов-Микитов… Пинегин мог погибнуть, – и в Арктике, согласись он принять участие в плавании на «Геркулесе» с В.А. Русановым, и когда Седов позвал с собой к Северному полюсу, а он не отказался… Или во время эмиграции. Возможно, и в казахстанской ссылке, куда его отправили по доносу…
На долю Николая Пинегина выпала трудная пора, но счастливая – любовью и дружбами, творчеством и наукой. Короткая жизнь, понимание которой ведёт и нас вперёд.
 До революции Н.В. Пинегин с первой семьёй жил
на Большой Пушкарской улице, в доме № 69 (ныне – д. № 47), на верхнем этаже.
 В декабре 1938 года Пинегин с женой Еленой Матвеевной (1901–2001), урожд. Севостьяновой, поселился на канале Грибоедова, дом № 9. В этом Писательском доме им выделили квартиру № 80, освободившуюся после ареста предыдущего хозяина – писателя Яна Калныня (1902–1938). Во время блокады умирающую Елену Матвеевну спасала от голода жена М.М. Зощенко, Вера Владимировна, делясь последним. Стакан горячей воды с кусочком хлеба Е.М. Пинегина до конца своих дней, а прожила она сто лет, считала самой вкусной едой…
НАШ АРХИВ
ЕЛЕНА ПИНЕГИНА
В ЛЕДЯНОЙ ПУСТЫНЕ
Пятьдесят лет назад, в августе 1912 года, первая русская экспедиция под командованием Георгия Яковлевича Седова покинула Архангельск и направилась к Северному полюсу.
В этой экспедиции принимал участие мой муж, художник Николай Васильевич Пинегин, которому было поручено вести фото- и киносъёмки.
Разбирая архив Пинегина, я обнаружила стопку тетрадей со вклеенными фотографиями и письмами, – путевые дневники художника.
Пинегин подробно излагает день за днём все события, происходившие на экспедиционном судне «Святой Фока». Записи хранят ряд любопытных фактов и неопубликованных документов, раскрывающих обстановку первой и второй зимовки.
 Н.В. Пинегин в своей каюте на шхуне «Святой мученик Фока»
по пути в Арктику.
Перед уходом на Северный Крестовый остров Седов передал временное руководство капитану Сахарову и просил строго придерживаться установленного распорядка. Седов ушёл. Вскоре, после сильного шторма, на корабле образовалась течь. «Капитан Сахаров о чём-то шепчется с командой, – отмечено в дневнике 8 апреля 1913 года, – я догадываюсь по некоторым словам: он старается подорвать веру матросов в то, что они делают, и чтобы к моменту, когда нам надо выходить отсюда к Земле Франца-Иосифа, у них была одна цель – вернуться домой, в Архангельск. Уже механик пробалтывается, что скоро воду придётся откачивать паром (очевидно, для того, чтобы издержать уголь, и иметь законную причину отказаться идти в поход). Течь усиливается… Капитан разрешил штурману не нести офицерскую вахту, увеличил на два часа рабочий день матросов, и они работают сейчас от 7 часов утра до 7 часов вечера в любую погоду. Смотреть, как команда мокнет и стынет 12 часов на воздухе, – мало приятного».
Другой человек, доктор, – а вернее ветеринарный врач – Кушаков, действовал в этом же направлении иначе. Он заведовал провиантом и отвечал за питание людей. 14 апреля Пинегин записывает: «Всю страстную неделю по распоряжению нашего заведующего провиантной частью команде давали очень постные блюда. Обряд в полярных условиях – лишний и вредный, приведший лишь к тому, что все похудели, прибавилось двое больных цингой».
Достаточно характеризует доктора и запись месяц спустя: «Желая наказать одного из матросов за непослушание, доктор добился, чтобы того по приказанию капитана поставили “под ружье”. Кочегар сопротивлялся, и его, связанного, вывели на бак. Вот тут-то доктор подошел к связанному кочегару и избил его».
Автор дневника приводит текст рапорта Кушакова начальнику экспедиции с жалобой на члена экипажа, матроса Линника (который, кстати сказать, потом сопровождал Седова в его последнем походе к полюсу): «Сего числа 12 часов дня во время дежурства я услыхал сильный шум и крик в столовой команды. Подойдя к последней, я услыхал голос матроса Линника, кричащего: “ Я иду к полюсу, рискуя жизнью, а потому не буду есть всякую дрянь”. Войдя в столовую, я начал расспрашивать о причине шума. Матрос Линник начал упрекать меня в том, что я являюсь злом экспедиции, мешаюсь не в своё дело, обманываю всех… Прошу вас предать матроса Линника законному суду. Кушаков».
Больному цингой Седову Кушаков прописывал диету, которая ещё больше расстраивала здоровье.
Что двигало этим человеком?
Ответ содержится в записи от 20 января 1914 года: «Случилось так, как желал Кушаков: сборы к полюсной экспедиции попали ему в руки… К этому он стремился с самого начала… Ему будет трудно сохранять престиж руководителя, не прибегая к его излюбленным средствам – кулаку и револьверу…»
Чтобы добиться доверия, боясь, как бы Седов не изменил своего решения – оставить во время санного похода к полюсу за начальника экспедиции на корабле доктора, – Кушаков старался восстановить Георгия Яковлевича против экипажа.
«Седов лежит в своей каюте, – пишет Пинегин, – доктор у него… Отрывки разговора долетают и до нас. Например, фразы: “Георгий Яковлевич, ведь они вас все ненавидят, ведь ни на кого из них нельзя положиться”. Или: “Ведь эта зелёная молодежь готова смеяться над всем” и тому подобное. А иногда слышен только шёпот Кушакова».
Считая гибельным для Седова идти больным на полюс, Пинегин написал ему письмо:
«Многоуважаемый Георгий Яковлевич!
Я надеюсь Вы на рассердитесь на члена Вашей экспедиции, если он сочтёт своим долгом сказать Вам, что поход на полюс при теперешнем состоянии Вашего здоровья нужно отложить на более или менее продолжительное время. Я думаю, что и Павел Григорьевич, как доктор, должен разделять моё мнение: не может же он не знать, что полюсы завоёвываются не только железным духом, но и крепким здоровьем.
К сожалению, он не удовлетворяет требованиям, предъявляемым к нему как к доктору, слишком честолюбив, иначе он просто запретил бы Вам вставать с постели. Я прошу Вас, Георгий Яковлевич, подумать серьезно под этим углом зрения и не смотреть на моё письмо как на страхи “мальчика” и “художника” – он искренне желает Вам только лучшего.
Бухта Тихая, 2 февраля 1914 года».
Но Седов ушёл… А 5 марта 1914 года скончался в пути.
Вскоре после ухода Седова на судне умер от цинги механик. В этот день художник занёс в дневник следующее: «Кушаков, кажется, убедился только сейчас, что у нас свирепствует цинга. Впрочем, в вахтенном журнале причина смерти механика дипломатично обозначена “паралич сердца” – это, так сказать, умер от смерти».
Следует вспомнить и факт, уже известный из опубликованных документов: перед последним походом Седова Кушаков, когда очередь вести вахтенный журнал доходила до него, скрывал истинное положение дел в экспедиции, неизменно отмечал, что Седов поправляется.
После гибели Седова не стало центра, объединяющего экспедицию. Честолюбивый ветеринар продолжал плести интриги. На странице, помеченной 27 июня 1914 года, можно прочесть: «Был свидетелем сцены между Кушаковым и Сахаровым. Около недели тому назад в каюте, где живут сейчас Визе и Кушаков, “объявился” спирт. Не знаю, почему Кушаков оставил там одну банку (я думаю, не без цели, и имею тому свои объяснения). Сахаров с его несчастной привычкой не удержался и попал в расставленные сети, отлил некую толику… Кушаков вступил в роль капитана, и Сахаров, как ни был пьян, должен был заметить, что Кушаков забирает его власть… Кушаков громко заявил, что на Сахарова нельзя положиться (а остаток спирта всё стоит на старом месте!)».
В результате произошла стычка между капитаном и доктором: «Кушаков выхватил револьвер: “Вон, застрелю!” Надо заметить, что выстрел попал бы в меня или Павлова (геолога. – Е. П.) – я в это время изо всех сил держал Сахарова…»
Когда же судно, взявшее курс на Архангельск, село на мель, произошла сцена, достаточно хорошо прокомментированная Пинегиным в дневнике: «В этот трудный момент я совершенно разочаровался в нашем капитане. Он на все советы рассеянно отвечал: “Нет, ничего не поможет”… Кушаков ходил с бледным лицом, с трясущейся челюстью и спрашивал всех: “Что же делать?” Но вот подходит матрос Инютин и говорил, что надо отклепать якорь и выкачать воду из цистерн. Капитан: “Ну, делайте что хотите”.
Совет матроса был осуществлён. И та же льдина, которая толкнула нас на берег, свободно и незаметно сняла… Мы с Визе заметили, что “Святой Фока” под парами 15 часов и почти всё время машина работала, а до этого Кушаков уверял, что топлива хватит максимально на три часа, что для нас всё кончено, мы погибли».
О Седовской экспедиции, вернувшейся из северных широт, в русской периодической печати появилась телеграмма за подписью Кушакова: «Седов, передав мне начальство над экспедицией, взял двух матросов, но по дороге заболел и умер, о чём сообщили возвратившиеся матросы». Газеты писали: «Краткая телеграмма ветеринарного врача Кушакова, заместившего на “Св. Фоке” погибшего начальника 1-й русской полярной экспедиции, содержит в себе много неясного. Это – обстоятельства, при которых умер Г.Я. Седов».
«Святой Фока» бросил якорь в Архангельске. Губернатор облобызал начальника экспедиции Кушакова. Греясь в лучах чужой славы, принимая поздравления, ветеринар, несомненно, чувствовал себя героем. Больше того, издав свои путевые дневники, он, не страдая скромностью, соблюдал при описании эпизодов такую очерёдность: «Я, Седов и…» – затем следовали фамилии других исследователей.
В «Записках по гидрографии», где были напечатаны дневники Кушакова, на странице с пометками Пинегина и Визе отчёркнута фраза: «Обыкновенно за одним промахом повторяешь несколько новых и так далеко заходишь в дебри лжи, что не только ты сам не сможешь оттуда выбраться, но тебя не смогут поднять и твои друзья». Промахи? А может быть, умысел? Заведомо ложный диагноз болезни Седова – «пятнистый ревматизм» – не есть ли те дебри обмана, взращенные интригами? И невольно задумываешься: что же послужило гибелью Седова – интриги или цинга? И не потому ли Кушаков поспешил во время Великой Октябрьской социалистической революции эмигрировать, что боялся разоблачения? Не тем ли объясняется клеветнический характер его писаний за границей, что он старался замести следы, скрыть собственную подлость?
Звезда. – 1962. – № 8. – С. 151–152.
ПОСВЯЩЕНИЯ
П. КАЛАШНИКОВ
ХУДОЖНИКУ ПОЛЯРНЫХ ЛЬДОВ
Посвящается Н.В. Пинегину
Кистей и красок чародей –
 АЛЕКСАНДР ГИТОВИЧ
ПАМЯТИ Н.В. ПИНЕГИНА
На Севере, на станции Оленьей,
 Н.В. Пинегин. «Полярная станция на о. Рудольфа
на земле Франца-Иосифа». Масло, холст.1936 год.
|
24.04.2024 новое21.04.2024 новое12.04.2024 новоеАрхив новостей 2002-2012 |
© Морской литературно-художественный фонд имени Виктора Конецкого, 2019 г.
Карта сайта
Дизайн и разработка сайта - SK.consult
Дизайн и разработка сайта - SK.consult