Библиотека Виктора Конецкого

«Самое загадочное для менясущество - человек нечитающий»

08.02.2020

К 120-ЛЕТИЮ ПИСАТЕЛЯ Л.В. УСПЕНСКОГО

     «…Я – старый петербуржец-ленинградец, и люблю свой город, как, вероятно, мало что в мире».
Л.В. Успенский «Записки старого петербуржца»

Л.В. Успенский

ЛЕВ ВАСИЛЬЕВИЧ УСПЕНСКИЙ
8 (27 января с. ст.) февраля 1900 – 18 декабря 1978

8 февраля 2020 года исполняется 120 лет со дня рождения писателя, лингвиста и филолога Льва Васильевича Успенского.
Лев Успенский родился в Петербурге 8 февраля 1900 года (по сведениям родственников Льва Васильевича – 9 февраля).
В 1918 году Лев Успенский окончил знаменитую гимназию (школу) Карла Ивановича Мая, последователя передовых педагогических взглядов И.Г.Песталоцци, Н.И.Пирогова, К.Д.Ушинского и др.
В 1920 году Л. Успенский был мобилизован в трудовую армию, работал на лесозаготовках, прошёл начальное военное обучение, а затем участвовал в Гражданской войне: был топографом штаба 10-й стрелковой дивизии, сражался с отрядами С. Булак-Балаховича, под Варшавой получил тяжёлую контузию.
В 1929 году Л. Успенский окончил Высшие курсы искусствоведения при Государственном институте истории искусств в Ленинграде; годом раньше увидел свет его первый роман (приключенческий) – «Запах лимона» (в соавт. с Львом Рубиновым). В 1932 году Лев Васильевич окончил аспирантуру Государственного института речевой культуры (ГИРК).
В 1935–1936 годах он работал в Доме занимательной науки (размещался в Фонтанном доме – бывшем дворце Шереметевых); был одним из его организаторов, наряду с научным руководителем Дома – популяризатором точных наук, основоположником жанра занимательной науки Я.И.Перельманом (1882–1942).
Лев Успенский сотрудничал в детских журналах «Чиж» и «Ёж» (выпустил сборник рассказов, опубликованные там, – «Кот в самолёте»), заведовал научно-познавательным отделом журнала «Костёр».
До начала Великой Отечественной войны Л.В. Успенский написал две книги по древнегреческой мифологии: «12 подвигов Геракла» (1938) и «Золотое руно» (1941) – позднее книги вышли под общим названием «Мифы Древней Греции». Л.В. Успенский успешно занимался лингвистикой, участвовал в составлении словаря древнерусского языка (под ред. Б.А. Ларина). В 1939 году Л.В.Успенский стал членом Союза писателей СССР.
23 июня 1941 года Л.В. Успенский был призван в армию, в звании писателя интенданта 3-го ранга флота служил в газете Ижорского укреплённого района (ИУР) Краснознамённого Балтийского флота, по его собственным воспоминаниям – «кочевал с кораблей на бронепоезда...» (из книги «Писатели Балтики рассказывают»).
В июне 1942 года в представлении беспартийного Л.В. Успенского к высокой правительственной награде говорилось:
«…написал десятки военно-морских статей, очерков и стихотворений в газете ИУРа и в “КБФ”, брошюру о бронепоезде “Балтиец”, поэму о форте “Ф” (Красная Горка) и сейчас подготавливает сборник новелл и повестей о морских артиллеристах и морской пехоте.
Л.В. Успенский обладает высокой общей культурой, работает в ИУРе и как переводчик, и как педагог-историк и литературовед, заботливо выращивая молодые кадры корреспондентов.
Особо следует подчеркнуть боевые качества Л.В. Успенского: с первых дней войны он участвовал в ряде операций, ходил не раз в разведку с бойцами морской пехоты, а также был в боях на бронепоезде “Балтиец”, ведя записи под огнём и показывая пример бесстрашия…»

Сайт Память народа

Сайт Память народа

Наградной лист. 1942 год.

С сентября 1944 года Л.В. Успенский находился в командировке на Дунайской флотилии, два месяца провёл на Балканах, в Румынии, Болгарии и других странах, следуя за наступающими частями Советской армии. В конце ноября 1944 года в звании капитана Лев Васильевич прибыл в Москву, осенью 1945 года был демобилизован и вернулся в родной Ленинград.
Л.В. Успенский награждён орденом Красной Звезды (1942), медалями «За оборону Ленинграда» (1943) и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» (1945).
После Победы Лев Успенский написал книги «Спутник пятнадцатилетнего капитана» (в соавт. с А.Д. Антрушиным) и «60-я параллель» (в соавт. с Г.Н. Караевым), выступал как публицист, переводчик французской, английской и немецкой поэзии (языки он знал с детства) и популяризатор науки (автор книг «Занимательная география» и «За семью печатями. Очерки по археологии»).
Лев Успенский известен и как писатель-фантаст: его повести и рассказы («Плавание “Зеты”», «Шальмугровое яблоко», «Эн-два-О плюс икс дважды») в 1960-е–1970-е годы публиковались в авторском сборнике «Повести и рассказы», в коллективных сборниках «Фантастика–72», «Тайна всех тайн» и др.
И всё же, думая о Льве Васильевиче Успенском, чаще всего вспоминаешь его книги по занимательному языкознанию, этимологии и топонимики – книги детства не одного поколения школьников, не потерявшие своей актуальности и сегодня: «Слово о словах» (1954), «Ты и твоё имя» (1960), «Имя дома твоего» (1967), «По закону буквы» (переизд. в 2017), «Почему не иначе?» (Этимологический словарик школьника») (1967), «Загадки топонимики» (1969).
На книгах Л.В. Успенского, «тонкого стилиста и лингвиста», по замечанию писателя Олега Стрижака (1950–2017), «поколения учились любви к Русскому языку и любви к Петербургу».

Л.В. Успенский. Встреча с читателями. 1960-е гг.

Л.В. Успенский на встрече с читателями. Конец 1960-х гг.

В марте 1970 года за заслуги в развитии советской литературы Л.В. Успенский был награждён орденом Трудового Красного Знамени.
…«Я взглянул в окно. Там был перегруженный трамваями, автобусами, машинами мост Лейтенанта Шмидта, и правее Академия художеств со сфинксами из Древних Фив, и левее гранитная стела, против места, где стояла “Аврора” в октябрьскую ночь. Там был Ленинград. И если я не стоял рядом ни с кем великим за всю мою жизнь, то с чем-то великим с Ленинградом я не только стоял рядом. Я жил им и в нём» – писал Лев Васильевич Успенский в своих замечательных мемуарах «Записки старого петербуржца» (1970).

Л. Успенский. Записки...

Он действительно дорожил любимым городом и был пристрастен к тому, как говорят ленинградцы, как ведут они себя на улицах некогда имперской столицы, как меняется внешний облик нашего уникального города. В советские времена петербуржец Успенский высказывал опасения, что город может непоправимо измениться, если мы будем равнодушны к его судьбе и истории. И, вероятно, уходя навсегда в семидесятые, подписался бы под словами москвича, поэта Льва Озерова:

Как трудно расставаться мне с тобой,
Великий город с областной судьбой…
Всё, что смогли, забрали мы в Москву,

Но невскую забыли синеву…

…«Какого чёрта эти ликвидаторы разрушают мой город?
Кто им дал право сносить объекты культуры, связанные с множеством имён, событий и воспоминаний?
Гергиев снес ДК Первой пятилетки.
Матвиенко – дома на углу Невского и Восстания.
Полтавченко – Мефистофеля.
Беглов снёс СКК – с человеческими жертвами.
Когда всё это кончится?!!» – кричит петербуржец Даниил Коцюбинский («Город 812». 31 января 2020 г.), и нет сегодня числа подобным высказываниям…

«Лев Васильевич Успенский, – вспоминал Виктор Конецкий, – первый живой писатель, которого я видел в жизни, ибо принёс ему на трясущихся ногах свои первые три рассказа в 1954 году на Красную (Галерную) улицу. Он жил в одном доме с одноклассницей брата, знал её с детства, и этот факт я использовал для проникновения в литературу с чёрного хода. За рассказы Лев Васильевич дал мне такую же благожелательную, деликатнейшую, но взбучку. Сейчас низко склоняю голову перед его навечно светлой памятью».
Конецкий высоко ценил Успенского – как энциклопедиста (говорил, что Лев Васильевич прочитал от первой страницы до последней все восемьдесят с лишним томов «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона»!), человека петербургской культуры, и, разумеется, как Учителя: Лев Васильевич не раз бывал рецензентом книг Виктора Викторовича, и признавался, что гордится «крестником, показавшим себя очень хорошо в литературе» (подпись на подаренной В.В.Конецкому в 1971 году книге «Записки старого петербуржца»).

В книге Слово о словах

Книга Льва Успенского «Слово о словах» (очерки о языке), изд. 1956 года, 
выписка В.В. Конецкого из главы «Родственники капитана».

Лев Васильевич никогда не оставлял привычки внимательно следить за своим «крестником». Так, в книге «Среди мифов и рифов» (в 4-х тт. издании 1989 г.) Виктор Конецкий впервые привёл одно из писем всегда верного себе Л.В. Успенского:
«Написать Вам я придумал для того, чтобы Вы (если сочтете нужным) могли прищучить одну небольшую “блошенцию”, которую я раньше, видимо, пропустил, а теперь вот поймал. У Вас сказано, что название “Ерофеич” “перешло на водку со станции “Ерофей Павлович”... Этому можно было бы легко поверить, если бы не два обстоятельства. Станция наименована “Ерофеем Павловичем” при строительстве Великой Транссибирской магистрали, т. е. между 1894-м и 1897-м годом. “Ерофеич” же, в смысле “напиток”, “настойка”, фигурирует уже в 1-м издании словаря Владимира Ивановича Даля, которое вышло в 1864–66 годах, т. е. ровно за 30 лет до появления станции с таким названием.
Откуда же оно взялось?
Языковеды установили, что водка настаивается на травке “Ерофей” – hypericum perforatum, которая иначе именуется “зверобой”. Данные о том, что трава “Ерофей” есть именно “хиперикум перфоратум”, можете получить у того же В.И. Даля, а вот что она есть одновременно и “зверобой”, это я вычитал в справочнике “Федченко и Флёров, Флора Европейской России, С.-Петербург, издание А.Ф. Девриена, 1910”.

Л.В. Успенский

Л.В. Успенский жил на Галерной (тогда – Красная) улице, 
идущей параллельно набережной Адмиралтейского канала.

Ваши “Мифы и рифы” – не пособие для топонимистов, равно как и не справочная книга для производителей крепких напитков. Отсюда –вывод: тем, что я Вам сообщаю, Вы имеете полнейшую возможность пренебречь, в полной уверенности, что я на Вас за это не надуюсь. Но вот одно уже чисто словесное добавление к сказанному. Ведь все-таки, если бы водку решили назвать по станции, то ее надо было бы окрестить не “Ерофеичем”, а скорее “Павловичем”. А? Как Вам кажется?
Пишу всё сие “на деревню – дедушке”, потому что представления не имею, где Вы сейчас и кому целуете пальцы, перефразируя Вертинского...»

…Книги Л.В. Успенского о русском языке переиздаются, изданы и две книги, не увидевшие свет при жизни автора: «За языком до Киева. Загадки топонимики» (1988) и исторический роман-эпопея «1916 (Перед потопом)» (изд-во АСТ, 2010, 2017), не законченный автором в 1940-е годы. Авторский рабочий вариант этого романа был высоко оценён Александром Фадеевым (1944). Он отмечал, в частности, что в романе даны «…знаменитый Ютландский морской бой, намечены контуры брусиловской эпопеи, которая, очевидно, должна занять большое место в дальнейшем течении романа»…
Татьяна Акулова-Конецкая

НАШ АРХИВ
ЛЕВ УСПЕНСКИЙ
СЛОВО О МОРСКОЙ КНИГЕ

Не так давно наша газета пригласила читателей на встречу с писателем-моряком Виктором Конецким, сообщила о выходе в свет его новой книги «Морское сны».
Мы попросили известного советского писателя Льва Успенского выступить на наших страницах с рецензией на «Морские сны». Сегодня мы представляем её вашему вниманию. Думается, что статья Льва Успенского – глубокая и содержательная – несколько выходит за рамки просто исследования книги Виктора Конецкого. Это и размышление большого мастера нашей литературы о сложном писательском труде…

Писать о «Морских снах» В. Конецкого нелегко. Это последняя треть трилогии. Писать следовало бы о всех трёх частях.
В последнем абзаце «Снов» автор называет свою прозу «путевой». Это и верно и неверно. Да, формально в них, как и в предыдущих книгах, штурман В. Конецкий ведёт нас с собой то в Дакар, то в Касабланку, то в Кильский канал, то на просторы океанов. Это – морская книга, написанная профессионалом-моряком, который не назовёт «дедом» старпома, а «чифом» – стармеха. В его описаниях кропотливой работы над картой или с секстаном не найдётся ошибок. Читатели-моряки несомненно вздохнут то с грустью, то с надеждой на будущее, улыбнутся то меланхолически, то весело на многих её страницах.
Однако «Морские сны» – не популярно написанная лоция всех морей. Это воистину высокохудожественное произведение. И писать о нём трудно, особенно непрофессионалу-критику, ещё и вот почему.
Подумайте сами: состоялась ваша долгая беседа с умным, острым на язык, много знающим, много видевшим, подчас порой задумчиво-серьёзным, пронзительно, до безжалостности, наблюдательным и внутренне глубоко гуманным человеком. А затем, отведя вас в сторону, вам говорят: «А теперь сообщите нам, что вы думаете обо всём им сказанном».

Книга

Конецкий, В. Морские сны : Путевые заметки /
Виктор Конецкий. – Ленинград : Сов. писатель, 1975.
В сборник избранной прозы писателя вошли главы из книг «Среди мифов и рифов», «Морские сны», «Рассказы в пути» (рассказы Петра Ниточкина), главы из книги «Начало конца комедии» (под названием «ЗА ДОБРОЙ НАДЕЖДОЙ» Виктор Конецкий 
объединил позднее  семь книг своей прозы).

Сам автор и весь экипаж его судна в романтическом предвкушении ждут встречи с первым в жизни айсбергом. Айсберг появляется, и восторг окутывает весь корабль от киля до топа мачты. «Его куполом были небеса. Айсберг был алтарем. Мы измеряли его высоту секстаном и радаром… Получилось семьдесят метров. Мы были жалкими гостями мироздания, блохами, водяными блохами… Судно лежало в дрейфе и тоже благоговейно слушало шум двигающегося сквозь храм алтаря...»
Чувствуете лёгкую дрожь восхищения? Преклоняетесь перед мощью природы? Испытываете необидное уничижение человеческой малости?
И вот тут-то штурман Конецкий, как он любит выражаться, «бьёт вас в под дых»:
« – А что это (на нём. – Л. У.) красное? Белого медведя убили, что ли?
И мы все заметили странные кровяные подтеки на огромной высоте, у самых вершин.
– Братцы, так это же номер! – заорал кто-то. – Номер восемнадцать!
Айсберги оказались пронумерованными. Ледовый патруль метил их из ракетных пистолетов… Благоговейная тишина рухнула. Капитан приказал давать ход и чертыхнулся…»
Читатель не чертыхается. Читатель всплёскивает руками. Конецкий применил тот приём парадокса, столкновения по видимости противоречивых, по сути дела диалектически объединённых фактов, остро и изобретательно сдвинутых так, что возникла «критическая масса». Вы увидели: да, человек – водяная блоха. Но и второе «да»: эта «блоха» пасёт в морях титанические глыбы льда, метит их краской, как ваша соседка по даче своих белых кур. Человек – это звучит гордо!
Парадокс – очень сильное средство в руках талантливого писателя. Он, правда, не должен быть вымученным. У Конецкого он порождается самим устройством его ума и зрения. И он работает отлично, как и афоризм.
Плохо, когда автор делает себя специалистом по острым словечкам, по – как называл это Ф.М.Достоевский – «эссенциям». Отлично, если он родился с таким своеобразным свойством личности.
Вероятно, видение мира под неожиданными, диалектически противоположными углами и способность отлить своё впечатление в пронзительную острую форму лаконичных высказываний позволяют Конецкому рисовать окружающий его мир как бы стереоскопически (теперь, наверное, нужно говорить – «как на голограмме»), так, что, кажется, можешь явление или предмет оглядеть не только под разными углами, но и с «аверса», с «той стороны», как медаль.
Позвольте прибавить мне сюда высокое мастерство пейзажа – по большей частью предельно реалистического, но – где автору хочется – резко выгравированному, но только чёрно-белого.
«Чайки не соврали. К утру седьмого Бискай замирился и стих. Идем по четырнадцать миль. В полдень записывается в журнал траверз острова Уэссан. Этот остров – верстовой столб, от которого начинается и заканчивается океанское плавание, то есть плавание с надбавкой к зарплате двадцати процентов. Прощайте, проценты!»
Мореплавание без романтики, не правда ли, почти размышление на полях корабельного журнала?
И рядом: «С правого борта близко спала Африка, где выходят к прибою старые львы, и прохлаждаются в лунном свете, и слизывают соленые брызги с кисточек хвостов.
С левого борта далеко в горах Айдахо спал Хемингуэй, придавленный тяжестью бронзовой африканской антилопы…»
Африканский берег, львы в лунном свете – опять бесчеловечная Природа, и вот Хемингуэй – имя писателя-бойца вдруг очеловечивает и это море, и этот лунный свет, и оба эти гигантских континента. Огромная тень его, Человека, вырастет над материками Земли. Дорогая писателю Конецкому тень Человечества. Человечность Человека с большой буквы.
А иногда Человек пугает художника-моряка.

Виктор Конецкий. Фото в книге "Морские сны"

Вот, во вписанной в фантастический гротеск сцене, когда наперекор всякому реализму штурман Конецкий вызвал к себе на ходовой мостик самого бога Нептуна и покуривал с ним сигареты, попивал чаёк, морской бог указал ему далеко впереди «топовые огни. Здоровенный танкер шёл напересечку».
Возник спор. Человек полагал, что громадина должна уступить дорогу меньшему судну. Морской бог думал, что танкер идёт «на автомате», так как вокруг – пустые места, и разрежет наш теплоход пополам. Так бы оно и оказалось, но:
«Красиво выглядел супертанкер сквозь оптику пеленгатора. Он шел миль под двадцать, но бульба в носу гасила волны, и казалось, что он увеличивается в размерах, стоя на месте. Пеленг отходил на корму едва-едва. На трубе, подсвеченной прожекторами, извивался какой-то морской гад.
Супер промчался в миле по корме. Старик оказался прав. Ходовая рубка танкера была освещена, и в ней не было даже собаки.
Сто тысяч тонн стали и нефти неслись через океан сами по себе. Ребята на супере были убеждены, что на море нет самоубийц, что любой уступит им дорогу, если ему дорога жизнь хотя бы на шестипенсовик. Плевать они хотели на правила…»
Я бы сказал, что у меня дыхание в горле спирает от силы этой «марины», нет – «морского кинополотна». Прекрасно! И тут Человек звучит гордо!
Мне кажется, что далеко на рядовой талант Конецкого значителен его слагаемыми – парадоксальностью, афористичностью, мастерским владением пейзажем и диалогом, широтой знаний, даже несколько удивляющей в литературе (мы привыкли находить её чаще у «физиков», нежели у «лириков»).
Фотографически точная наблюдательность (Конецкий может снимать с любыми светофильтрами и в разных лучах спектра), мастерство точной детали, юмор – тут мягкий, как уксус в отличном маринаде, там свирепый, как дымящаяся серная кислота, – всё это становится особенно ценным и весомым потому, что этот штурман и в литературу приносит с собой свой радар, позволяющий ему видеть далеко впереди то, что ещё скрыто от многих в тумане времени, но это окажется важным и современным.
Почему я так думаю?
В отличие от двух предыдущих частей трилогии «Морские сны», хотя и включили в себя некоторые главы из «Мифов и рифов», не до конца остаются книгой о море. Вот третья часть их – «За доброй надеждой» построена уже не на флотском, не на маринистическом материале.
Думаю, однако, что любой читатель-моряк с таким интересом будет читать эти «береговые» страницы, как читатель-береговик всё относящиеся к морю. Потому что Конецкий на протяжении этой третьей части его третьей «морской» книги уплывает посуху хоть и далеко от морских прибрежий, но – в центр Океана Науки, в Новосибирск. Я ничего не понимаю в точных науках или понимаю в них достаточно, чтобы не браться судить о том, что именно рассказывает Конецкий на этих заключительных ста страницах своей книги. Но одно для меня несомненно: с литературной точки зрения страницы эти сработаны так же смело и крепко.
Автор даёт зарок больше не писать «путевой прозы». Я думаю, что Конецкий вправе сам убирать и прибавлять ход своего корабля, но мне хочется сказать ему, что и при отходе от давно проложенного, вероятно, «возможны реверсы». Читатели обрадуются, если «непутевая» проза автора окажется ещё выше качеством, чем «путевая», но они не обидятся на него, если он вернётся и к «путевой». Это его дело.
Кстати, «путевая, морская»… Я взял да и подсчитал, сколько прославленных имён упоминается в «Морских снах», на скольких великих и просто известных (да и малоизвестных) людей ссылается (или говорит о них) автор.
Таковых нашлось 56. И, знаете, моряков среди них просто нет, если не считать Г.Мелвилла, Ж. Ива Кусто да ещё актёра Жана Габена, по свидетельству автора, бывшего некогда старшиной второй статьи. Вот вам и «путевая, морская» проза!
Это проза о мире. Это проза о человеке внутри огромного мира. Это проза прямая, острая, не везде одинаково бесспорная, но везде значительная.
Горячо рекомендую её читателям «Водного транспорта».
Водный транспорт. – 1976. – 20 марта.




Новости

Все новости

28.03.2024 новое

«”КАК МОРСКАЯ СОЛЬ В КРОВИ…”. ПУШКИН В ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ ВИКТОРА КОНЕЦКОГО»

23.03.2024 новое

СКОРБИМ

19.03.2024 новое

ПАМЯТИ О. ВЛАДИМИРА (РЫБАКОВА)


Архив новостей 2002-2012
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru