Библиотека Виктора Конецкого

«Самое загадочное для менясущество - человек нечитающий»

05.01.2019

ПАМЯТИ Б.В. АВЕРИНА

Не стало известного петербургского литературоведа и филолога
Бориса Валентиновича Аверина (11 марта 1942 – 4 января 2019).

Б.В. Аверин

В 1962 году Борис Аверин окончил геофизический факультет Ленинградского арктического училища и десять лет работал старшим инженером Арктического и Антарктического научно-исследовательского института, из них три года провёл на зимовках (обсерватория «Дружная» Земли Франца-Иосифа). О своём Севере Б.В. Аверин успел рассказать, опубликовав в журнале «Звезда» воспоминания «Мой Север» (2018, № 7).
Заочно окончив филологический факультет и аспирантуру ЛГУ, Борис Валентинович стал учёным, любимым преподавателем нескольких поколений выпускников Университета, где преподавал почти тридцать лет.
Многие петербуржцы знают Б.В. Аверина по его авторским программам на радио («Дневник профессионального читателя», «Издано в Петербурге» и др.) и телевидении («Парадоксы истории», «Мистика судьбы», «Неизвестный Петергоф» и др.). Тонкий знаток литературы Серебряного века, исследователь творчества Владимира Набокова, Ивана Бунина, Сергея Довлатова, ленинградской-петербургской литературы, Б.В. Аверин внёс огромный вклад в сохранение и изучение широких пластов отечественной литературы.
В памяти всех, кто знал Бориса Валентиновича Аверина – высочайшего профессионала и просто доброго человека, он навсегда останется примером истинной петербургской интеллигентности и чёткого гражданского поведения. Светлая память!

Татьяна Акулова-Конецкая

НАШ АРХИВ

[О КНИГЕ ВИКТОРА КОНЕЦКОГО «ЭХО»]

Беседа с доктором филологических наук, профессором кафедры истории русской литературы филологического факультета СПбГУ
Борисом Валентиновичем Авериным 

Ведущая: Прежде, чем мы начнём знакомить вас с книгами, которые показались нам наиболее интересными в потоке новинок, мы отдадим долг памяти нашему замечательному петербургскому писателю, недавно ушедшему из жизни, Виктору Конецкому. У нас в студии на столе лежит его последняя книга. Она называется «ЭХО». Книга издана «Русско-Балтийским информационным центром “Блиц”». В ней собраны письма людей известных и абсолютно безвестных, под чьими письмами нет даже имён, письма, которые получал Конецкий, а также его воспоминания о писателях…
Б.В. Аверин: Позволите я включусь… Составитель книги Татьяна Акулова пишет:«Есть много писателей поражающих недюженностью своей мысли. Виктор Конецкий поражает недюженностью мысли, которая является как бы вашей. Он выразил за многих своих читателей то, что они, мучаясь немотой, сами не способны были облечь в слово. Истинный писатель – всегда речь “безъязыкой улицы”». Ну, вы чувствуете, цитату «Улица молчит безъязыкая» – это Владимир Маяковский. Эти слова с одной стороны огромная похвала Конецкому, с другой стороны – об этой похвале нужно говорить особо. Потому что всякий очень крупный писатель всегда резко от меня отличается. Если писатель равен мне (только у меня нет возможности выразить), то это даже и не комплимент. Так вот я хочу сказать, что оба эти качества есть у Конецкого. Он, действительно, в чём-то очень равен мне. У нас даже с ним общая биография. Я, так же как и он, плавал в Арктику, у меня те же эпизоды из биографии, я то же хорошо знаю морской быт, правда, у меня есть и ещё один быт, зимовок. Но вместе с тем, то, что он пишет, это мне близко даже по самому материалу, как говорили тогда. И вместе с тем я, всё-таки, ощущаю, что не только огромный литературный талант, которого у меня нет, а у Конецкого есть, меня отличает. А ещё то, что он мыслит немножко временами совсем не так как я. И вот эта непохожесть, она меня в нём очень сильно привлекает. При всём при том, что мы современники, ну, он постарше, люди одной эпохи. Он в 50-х–60-х годах начинал становиться известным писателем. Я начинаю становиться очень внимательным читателем, потому что эти годы – расцвет моего читательского творчества. В конце 50-х – начале 60-х мы, моё поколение, так много читали, и не просто много читали, классики и зарубежной литературы… Мы следили за всей современной литературой. И следить было интересно. И вот участники этой современной литературы – герои книги «ЭХО», которая, как вы справедливо заметили и составлена из воспоминаний, писем… Писем самого Конецкого, и к нему самых различных авторов. И эта такая панорама эпохи. Это… время изнутри, время, которое очень личное. И вот эти его личные наблюдения, и героев и самого Конецкого, они сейчас приобретают какую-то особую выпухлость. Вот посмотрите, что пишет дальше составитель: «…”ЭХО” – особая книга. Её герои – корреспонденты и адресаты Конецкого – люди не только незаурядные, но и умеющие беспощадно точно выразить свою боль и свои надежды. И здесь не важно, кто пишет Конецкому – писатель А.И. Солженицын или заместитель Туполева Л.Л. Кербер…» Вот с переписки и воспоминаний Кербера, кстати, и начинается эта книга. Потом я продолжу… Кербер, как здесь уже было написано, человек в своей области…
Ведущая: … авиаконструктор…
Б.В. Аверин: …замечательный. И здесь нам говорить нечего. Туполев заместителя плохого бы не взял…
Ведущая: Поражает ещё потрясающая искренность, как кто-то из классиков сказал, беспощадная. Этой переписки, этих писем и этих воспоминаний.
Б.В. Аверин: Видите ли, когда Конецкий пишет письмо в защиту Солженицына, письмо не к съезду, а к тем людям, которые могли бы выступить на съезде, он и говорит о том, что цензура растлевает писателя тем, что когда писатель садится писать, сразу понимает, что это не пройдёт. Было мало таких людей, которых эта мысль, что не пройдёт, не останавливала. Для меня такими людьми всегда были Фазиль Искандер, Андрей Битов, Казаков, герой этой книги. Они не задавали себе такой мысли. Конецкий говорит, что такая мысль была, и Солженицын отвечает. Отвечает ему совершенно серьёзно, т.е. искренне, благодарит его. И вот эта переписка – факт эпохи, которую сейчас уже современный человек не понимает. Нужна была огромная смелость. Конецкий уже вступил в литературу, он уже становится известным автором, а после всего этого, что ему остаётся делать?.. И вот здесь одно важное замечание, которое я хочу сделать и по поводу этой книги, и по поводу Конецкого и его героев… Я зачитаю фразу, которая мне нужна для дальнейшего разговора. Вот, что он пишет: «Что я помню о годах учебы. Насчет сквернословия. Конечно, к 4–5 классам мы уже познали всего «Бодуена де Куртене», но в обиходе никогда и никаких матерных слов не употребляли. Все-таки это был извозчичий жаргон, а мы причисляли себя к несколько более высокой категории граждан. Даже в курилке (сортире) эти слова не употреблялись. Где-то в тайниках души, в клетках, связанных с воспитанием, они исключались. Скажем, даже в такой ситуации, как не вовремя отданный якорь или не вовремя отпущенный шкот, произносилось: дурак, осел, шляпа. Но не мат…» Бодуен де Куртене – это крупнейший учёный-языковед… И вот что я хотел сказать в связи с этой книгой… Мысль такова. Казаков, о котором мы ещё упомянем, и Солженицын, имя которого мы уже произнесли… Когда говорят: писатель-маринист, писатель, у которого есть своя тема – это принижает литературу. Писать о моряках… Ну есть у нас Станюкович, ещё нескольких назовём… На самом деле, для писателя не так уж важна тема. Это верно… Когда мне говорит: крестьянский писатель (была такая категория), меня это всегда тоже обижало. Абрамов – крестьянский писатель, а вот Битов – интеллектуальная проза. И тут как бы происходит некое разграничение: Битов где-то высоко-высоко на верху, а Абрамов и его собратья по перу…
Ведущая: Эти понятия ушли…
Б.В. Аверин: Слава Богу, они стёрлись…Сейчас вошли другие критерии: фэнтази, детектив, интеллектуальная проза… Или просто чтиво… А нас сейчас нет этого разделения, но оно было и совершенно справедливо. Вот Гоголь очень любил людей, которые знают какую-либо профессию или ремесло. С этими людьми ему было интересно. Гоголь, как вы знаете по школьным учебникам, ненавидел то, что называется русским словом «плошлость» или плоскость, обыденное сознание мелкого, а не маленького человека. Так вот, знание некоторых профессий, и глубокое знание профессии, избавляет человека от пошлости. Профессионал не может быть окончательно пошлым. Вот это началось давно… Для Конецкого его профессия важна, он действительно, наверно, чувствовал себя по-настоящему хорошо в море. Я здесь могу привести довольно странный пример… С кем сравню? С Петром Первым. Как вы знаете, у Петра Первого было множество фобий, а человек он был, мягко скажем, неуравновешенный… Не будем ставить ему диагноза и прибегать к учёным словам, имеющим отношение к психическим заболеваниям… У него была фобия: болезнь замкнутого пространства. Он в Голландию в шкафу жил… А возьмите его дворец в Петергофе Монплезир – потолочки узкие, комнаты маленькие, ему всегда хотелось забиться в какое-то ограниченное пространство…
Ведущая: Спрятаться…
Б.В. Аверин: Да, спрятаться. И хорошо он себя чувствовал только когда выходил в море. Можно всю его геополитическую политику объяснить – да, выход России к морю – вот этой странностью его психологии. Что-то в этом есть. Так вот, Конецкий действительно себя хорошо чувствовал в море, потому что это, с одной стороны – человек возник у моря, он этом естествоиспытатели говорят, море всегда оказывает какое-то особое влияние на человека. Хотя некоторые люди больше любят горы, а некоторые больше любят лес… Я отношусь к третьим, мне ближе лес, хотя моря не отрицаю. Вероятно, Конецкий чувствовал какое-то особое состояние в море… Хотя, это совпадает с детской романтичностью… Тут ведь что плохо: детские романтичные мечты о море – не высокого полёта. Но было и другое – состояние вдохновения, которое он испытывал в море, и второе, очень важное – профессия. Конецкий хорошо знал свою профессию.

В. Конецкий. ЭХО

Ведущая: И надо сказать, что в этой книге целая глава посвящена письмам от капитанов, которые писали Конецкому постоянно. И, наверное, многие из них становились прототипами его книг.
Б.В. Аверин: Да, мне тоже приходилось общаться с капитанами, и я, действительно, даже лица их помню, потому что по большей части это были люди глубоко интеллигентные, даже, если они не интересовались литературой. Хотя большинство из них, интересовались… Однажды я плавал в каюте первого электромеханика… Так вот у него в каюте стояли книжки очень серьёзные… В России морской офицер, моряк, всегда был окружён ореолом. Вот посмотрите, кто персонажи Конецкого: это из писем Льва Львовича Кербера, с чего мы начали, а потом ещё вспомним, Некрасов, удивительнейший человек, тут его рассказы цитируются, поразительные воспоминания Некрасова о встрече со Сталиным, удивительно интересные, целая глава «Париж без праздника»; «У каждого был свой спаситель» о «Блокадной книге» Адамовича и Гранина…; «Памяти Виктора Курочкина», – это нужно просто читать, потому что мало кто знает; «Кто же у вас смотрит на облака» – это переписка с Солженицыным, о которой я говорил, очень интересная переписка. Вот тут повторюсь. Солженицын говорит: ну, что значит морская тематика? Даже обижает человека, когда у него есть некоторая узкая тематика… И «Капитаны». Вот это замечательная глава, причём, это не наивный детский романтизм, это скорее высокая метафизика. «Из Зазеркалья», есть у Конецкого такая «женская» тема, переписка с женщинами, знакомства…
Ведущая: А как вы думаете, почему «Из Зазеркалья»?
Б.В. Аверин: А во вступительной статье Татьяны Акуловой об этом хорошо говорится, и чего придумывать: это из Герцена. Герцен вообще потихонечку входит снова в нашу культуру, потому что читался он как-то плохо, он больше изучался (хотя «Было и думы» всегда была одной из самых читаемых книг). Но входит Герцен какой-то другой стороной, не своей революционной, и даже не своей антиреволюционной, это мы знаем… Вот, что он пишет (это об интимной переписке Конецкого): «Право публиковать “интимные письма”, в свое время, прекрасно защищал Герцен (в приложениях к “Былому и думам” – “Старые письма”): “Как сухие листы, перезимовавшие под снегом, письма напоминают другое лето, его зной, его теплые ночи, и то, что оно ушло на веки веков, по ним догадываешься о ветвистом дубе, с которого их сорвал ветер, но он шумит над головой и не давит всей своей силой, как давит в книге. Случайное содержание писем, их легкая непринужденность, их будничные заботы сближают нас с писавшим”»… Здесь говорится о той лирической струе, которая, вероятно, важнее, чем непосредственное описание исторических событий. «Из Зазеркалья» – это, действительно, интимные письма и чаще всего от одиноких женщин.
Ведущая: И чаще всего, подписанные только инициалами…
Б.В. Аверин: Естественно. Причём, иногда можно писать инициалы, иногда нельзя… Читаем в предисловии: «Своих корреспондентов Конецкий не позволил править. За исключением нелитературных выражений, с которыми в жизни он был накоротке, но в свои книги никогда не впускал. Письма бывшего зека Кербера, например, от такой цензуры ничего не теряют. Ибо повествовательная суть его писем в данном случае гораздо важнее способа изложения. Как и юмор, родственный юмору самого Конецкого. Было бы неправильно определить “ЭХО” лишь как книгу писем. В ней собраны и литературные эссе, и воспоминания о писателях, с которыми у Виктора Викторовича существовала глубокая внутренняя связь. Эти люди совсем разные – Сергей Колбасьев и Виктор Шкловский, Виктор Курочкин и Юрий Казаков, Белла Ахмадулина и Виктор Некрасов, Алесь Адамович и Олег Даль…» Про Олега Даля – это блестяще. Вот, кстати, письма Ахмадулиной… Это удивительные письма… Более трогательных, искренних и справедливых писем, я, наверное, не читал… Ахмадулина пишет: «Милый и родимый Витя, довожу до твоего сведения, что ты мной любим, и мои молитвы часто звучали в твою пользу, хоть я и знаю, что это бесполезно, и твоя бледная, воспаленная худоба по-прежнему реет и бьется о ленинградские углы. Чтобы не преувеличивать твоей трогательности, напоминаю себе, что ты достаточно глуп, упрям и живуч, и снабжен апломбом, столь свойственным старшим помощникам капитана, да еще не по заслугам высоко одарен. И в этом сложном и привлекательном облике ты уцелеешь среди всех невзгод, растолстеешь, разбогатеешь настолько, насколько это нужно для приобретения множества голых бумажных женщин и некоторого количества хорошо одетых живых, но и это еще не все, и ты напишешь много прекрасных книг мне и всем на радость. Я совершенно не сомневаюсь в этом, и все же прошу добрые силы, населяющие небеса и моря, сберечь тебя в целости и сохранности, здоровым и благополучным. Твоя Белла». Что, собственно, и произошло, потому что всё-таки Виктор Конецкий прожил достаточно долгую жизнь…
Ведущая: Борис Валентинович, давайте поговорим о главе, где приводятся письма Юрия Казакова, ведь с ним Виктор Конецкий начинал, они шли как-то параллельно. Да? Глубокая внутренняя связь между ними была… И эта переписка просто художественное произведение.
Б.В. Аверин: Это, вне всякого сомнения, художественное произведение. Но здесь сразу возникает несколько удивительных тем. Они вместе входят в литературу, сказать, кто популярнее, мне трудно. Думаю, Казаков. Проза Казакова, та самая лирическая проза, поразила меня, многие рассказы до сих пор живут в моей памяти. А рассказ «Во сне ты горько плакал» – я думаю, это была эпоха для всех нас, потому что впервые в этом рассказе прозвучало то самое, что на языке научном называется «интуиция», а на языке ненаучном называется «мистика», или «мировой душой». Вы помните содержание этого рассказа: мальчику хорошо, уютно, он накормлен, у него любящие родители, а он почему-то горько плачет… Да потому, что у это время застрелился его друг… Сделано всё это блестяще. И вот должен вам сказать, что, вероятнее, у современников Казаков стоял чуть-чуть как бы выше рангом. А потом они сравнялись, потом – Юрий Казаков рано умер… Но он создал ту самую лирическую прозу, которой не было в русской литературе…
Ведущая: И его можно назвать наследником бунинских традиций…
Б.В. Аверин: Вне всякого сомнения! А Конецкого не назовёшь. И это не в упрёк. Но вот что я хочу вам сказать, эти два современника удивительно радуются успеху друг друга. И это так искренне, это так удивительно по-человечески… Они читают рассказы в рукописи, они читают опубликованными рассказы, являются критиками друг друга, – не думайте, что они не всё время хвалят друг друга, но и поругивают друг друга, – но это всегда настолько искренне, и настолько заинтересованно… Ведь, как известно, писатели и артисты, и поэты, как говорил Чехов, «самолюбивы как кошки»…
Ведущая: «…и друг другу мы тайно враждебны»…
Б.В. Аверин: Да, иногда бывают и тайно враждебны. А иногда бывают и явно враждебны. А тем более, когда петербуржец – москвич, один немножко в другом круге, более как бы высоком, а может быть и более популярный… Но у них не было намёка на зависть, а была искренняя радость, когда они читали друг друга. Вот Натан Эйдельман пишет о Казакове в письме к Конецкому: «…Какие у Казакова хорошие рефрены – из Хемингуэя («снились львы»), из Мечникова – о пессимизме молодых (и сразу мысль о Юрии, у которого не было старости)…» Мечников в своей книге «Этюды оптимизма» говорит, что молодость великий источник пессимизма, потом с годами это проходит. Но в юности почти все пессимисты. А есть в переписке Конецкого и Казакова и немало прямых афоризмов. Вот этот афоризм конечно блестящий: «Слова делают тебя трусливее, боишься что ты не исполнишь того, что ждут от тебя». Художник всегда чувствует вот это ожидание слова, как ты с ним обойдёшься, как ты его употребишь, найдёшь ли ты ему нужное место, раскроешь ли ты внутренние потенциальные силы его. Вот эти оба художника, столь различные между собой, они это чувствовали, и потому в переписке друг с другом находили вот эти самые слова. Казаков пишет Конецкому: «Надо, надо нам с тобой встретиться, поговорить надо, жизнь такая настает, что, во-первых, уже не в молодом задоре как когда-то, а всерьез можем мы друг друга называть старыми хренами, того и гляди помрем, ну, а, во-вторых, время нынче очень уж серьезное и надо бы нам всем, хоть напоследок, нравственно обняться…» Это 1982 год… И правильно делает автор, что начинает [публиковать свою переписку с Казаковым] с последнего письма. Умирающий Казаков из больницы пишет письмо Конецкому. И Конецкий, как человек опытный, понимает, что жить ему остаётся не долго. И в ответ пишет, внутренне скрипя. И, действительно, письмо пришло уже после смерти Казакова…
Ведущая: Мне хочется сказать ещё о том, что удивительно как-то правильно звучит название книги – «ЭХО»… Это, действительно, это этой эпохи…
Б.В. Аверин: … этой эпохи просто. А второе значение: «как наше слово отзовётся». Как наше слово отзовётся? Как отзовутся эти письма? Как отзовутся воспоминания этих людей, для многих неизвестных? По Ахмадулину всем известно, а вот про этих капитанов, или про поэта [Гранта Халатова], который писал для себя, не более того – нет. Их слова не потерялись в истории, это здорово, а слова великих, о которых говорится в книге, приобрели дополнительный отзвук (эхо – это ещё и отзвук). Звук и отзвук (теория поэзия Вячеслава Иванов) <…> Получилась книга, это и художественная проза, это и история, это и автобиография, это – и просто история, которая, с одной стороны, забылась, а с другой стороны – вышло на поверхность что-то такое, что, когда мы эту историю проживали, мы не знали…
Расшифровка записи передачи
«О книгах. Издано в Петербурге».
Радио «Санкт-Петербург». 2002 год




Новости

Все новости

28.03.2024 новое

«”КАК МОРСКАЯ СОЛЬ В КРОВИ…”. ПУШКИН В ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ ВИКТОРА КОНЕЦКОГО»

23.03.2024 новое

СКОРБИМ

19.03.2024 новое

ПАМЯТИ О. ВЛАДИМИРА (РЫБАКОВА)


Архив новостей 2002-2012
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru