Библиотека Виктора Конецкого
«Самое загадочное для менясущество - человек нечитающий»
|
Писатель Виктор Конецкий |
Морской литературно-художественный фонд имени Виктора Конецкого |
Морская библиотека |
Контактная информация |
Морской литературно-художественный фонд имени Виктора Конецкого |
07.07.2017
«…Я до конца последовала за мужем»Ко Дню семьи, любви и верности
Геннадий Иванович Невельской, выпускник Морского корпуса, а затем и офицерских классов (прообраз Военно-морской академии), мог сделать прекрасную придворную карьеру. Но его манил не Петербург, а изучение Дальнего Востока.
В 1848–1849 годах, будучи командиром транспорта «Байкал», Геннадий Невельской прошёл из Кронштадта в Петропавловск-Камчатский, произвёл исследование и составил описание северной части острова Сахалин, Сахалинского залива, устья реки Амур, и доказал, что Сахалин остров, а не полуостров, как представлялось раньше, установил доступность Амура для морских судов. В 1850–1855 годах он руководил Амурской экспедицией, которой были проведены исследования в низовьях Амура, на острове Сахалин и в Татарском проливе. Летом 1850 года был поднял русский флаг в основанном Г.И. Невельским посту Николаевском (ныне Николаевск-на-Амуре), а в 1853 году – в заливе Императора Николая (ныне – Советская Гавань) и в южной части Сахалина.
Возглавляя Амурскую экспедицию, Г.И. Невельской совершил крупнейшие географические открытия в районе нижнего течения Амура и северных берегов Японского моря и присоединил к России огромные пространства Приамурского и Уссурийского краёв.
Г.И. Невельской не раз действовал на свой страх и риск, не получая должной поддержки из столицы, и в итоге был отстранён от дел, отозван в Петербург. Он стал членом Морского Учёного комитета, редактировал статьи для «Морского сборника», участвовал в работе Русского географического общества, Общества содействия русскому торговому пароходству, много времени отдавал созданной при его участии Амурской компании.
 В честь Г.И. Невельского назван пролив, открытый им в 1849 году. Через пролив Невельского идёт морской путь из Японского в Охотское море.
Четверть века свою судьбу с Геннадием Ивановичем разделяла жена – Екатерина Ивановна Невельская (урожд. Ельчанинова). Екатерина Ивановна была спутницей Невельского в его воистину великой Амурской экспедиции, подарила мужу пятерых детей, а после ранней смерти мужа (умер от порока сердца) издала его труд «Подвиги русских морcких офицеров на Крайнем Воcтоке России. 1849–55 г. Приамурский и Приуссурийский край» (редактор В. Вахтин).
Е.И. Невельская скончалась в возрасте 48-и лет, пережив супруга всего на три года.
Предлагаем вниманию наших читателей очерк Н.Я. Жабиной (Хабаровск) «Незабвенная, любимая Екатерина Ивановна», посвящённый судьбе жены адмирала Г.И. Невельского – Екатерине Невельской.
Татьяна Акулова-Конецкая
НЕЛЛИ ЖАБИНА
НЕЗАБВЕННАЯ, ЛЮБИМАЯ ЕКАТЕРИНА ИВАНОВНА
Все это было, было, было, 18 октября 1851 года. В Петровском, «столице» недавно учрежденной Амурской экспедиции, праздничный фейерверк: жене начальника экспедиции 20 лет.
Пройдут годы, и на Петровской косе, там, где счастливая именинница восторгалась сказочным подарком, возвысится необычный, напоминающий судовой кнехт памятник. На южной стороне его, на металлической доске, выгравирован текст: «Здесь 29 июня 1850 года капитан Г.И. Невельской основал первое зимовье Амурской экспедиции, назвав его Петровским. В нем жили участники экспедиции, жена Невельского Екатерина Ивановна и дочь Катя».
Охотск – Аян – Петровское – Николаевск – Мариинское – Аян – это пунктиры дальневосточного пятилетия (1851–1856) Невельской. А начало ее дальневосточной жизни в Иркутске, на рождественском балу 1849 года в Дворянском собрании. Племяннице иркутского губернатора В.Н. Зарина, восемнадцатилетней Кате Ельчаниновой, был представлен командир военного транспорта «Байкал» Геннадий Иванович Невельской. Он был очарован ею, влюбился – и на всю жизнь. «Кто полюбил в 35, тот уже не разлюбит».
Катя – «сама радость и веселие, при большом уме и собой была очень хороша. Небольшого роста, блондинка с правильными чертами лица и прелестными большими голубыми глазами, имевшими ту особенность, что, когда лицо смеялось и голос звонко раздавался, они не изменяли своего вдумчивого выражения».
 Екатерина Ивановна Невельская (1831 – 1879) Она недавно окончила Смольный институт благородных девиц («монастырь», как называли его в то время) и была хорошо образованна: знала всеобщую и российскую историю, географию, литературу, французский и немецкий языки, могла музицировать, увлекалась театром, верховой ездой, много читала. Книги были с ней всегда: в Петербурге, Иркутске, Петровском.
Рассказы Невельского о морских путешествиях и приключениях, об Амуре, гиляках, живущих там, юная красавица слушала с интересом, но не более. Он «имел не совсем красивую наружность. Маленький рост, худощавое лицо, покрытое рябинками, большая лысина. Живость глаз и широкий лоб выдавали в нем энергию и горячность характера».
Нужно было время, чтобы Катя поняла, какая «теплая, глубоко симпатичная натура скрывается за его непредставительной внешностью, за его угловатостью и резкостью» (М.И. Венюков). Но как раз времени Невельской ей не дал: уже в марте 1850 года он стремительно делает предложение и получает категорический отказ.
 Капитан I ранга Г.И. Невельской
Из письма сестры, Саши Ельчаниновой: «Многое могло измениться, потому-то и не писали Вам о капитане 1-го ранга, который жил несколько времени в Иркутске прошлую зиму и ездил к нам очень часто. Катя ему очень нравилась, были даже разговоры, но которые не имели никаких последствий». Сестры предполагают уехать из Иркутска в Смоленскую губернию, к дяде Н.М. Ельчанинову, который в письмах обещал им «тьму женихов».
Однако в апреле 1851 года Катя выходит замуж за Г. И. Невельского.
«Милый и любимый Миша, – пишет тот другу, Корсакову, – приготовься: я счастлив, я готов на подвиг для Отчизны. Не один – со мной решилась ехать и услаждать мое заточение и разделять труды на благо Отечества мой милый, несравненный, давно мной любимый человек – Екатерина Ивановна Ельчанинова, моя Катенька.
Ты спросишь, как это случилось? Я приехал в Иркутск (27 марта 1851 г.), увидел ее и не мог более противостоять тому глубокому и беспредельному чувству. На третий же день я спросил Владимира Николаевича Зарина, не переменила ли она настроение. „Совершенно переменила“, – был ответ. Я к ней – и она дала мне слово. Ты не поверишь, милый Миша, как я был рад. Пусть говорят, что хотят, но я решительно не мог быть один. Я любил, люблю этого ангела».
Получив это письмо, Корсаков размышляет в дневнике: «Итак, несмотря ни на что, он предложился. Сильно же он был влюблен! Что он будет с ней счастлив – почти наверное. Но, если она вышла за него из сострадания, из-за того, что все родные ее ворчали на нее за первый отказ? Что тогда?».
И в самом деле, почему юная Катя не только «дала слово» Невельскому, но и вопреки настояниям и просьбам родных уехала с ним, уже начальником Амурской экспедиции, в Петровское зимовье? Вряд ли причиной этого решения были «разговоры в обществе» и укоры родных. Как утверждал философ Н. Бердяев, в духовной жизни личности внешние обстоятельства имеют не абсолютную, а относительную власть: ведь «человек есть то, что он сам из себя делает. Он свободен». И решение Кати Невельской ехать с мужем на Амур – ее собственный выбор, принятие судьбы, которую послало ей Провидение. Выбор осознанный, результат долгих размышлений не только о полюбившем ее офицере, но и о том, что такое долг и служение Отечеству.
И можно ли было остаться равнодушной к человеку, который так ее любит?
Из писем Кати Невельской родным: «Вот уже три недели я замужем, любезный и почтенный дяденька. Я уверена, что вы вполне понимаете, сколько новых мыслей и желаний явилось мне, сколько новых обязанностей вижу я перед собой впереди. Более и более я привязываюсь к моему милому мужу. Он так внимателен, так любит меня, что не только я, все окружающие тронуты этим».
«...Я спешу успокоить вас относительно моего нравственного состояния. Ваша Катя очень счастлива. Мой муж – такой благородный, безукоризненный герой. На коленях благодарю Господа, что он мне послал в покровители этого чудного человека, любовь которого – моя гордость и будет для меня сильной опорой в испытаниях, которые меня, может быть, ожидают впереди».
«Благородный, безукоризненный герой» – это не столько о любви к ней, сколько об «амурском деле» как о долге и служении Отечеству и о том, что это служение она поняла и приняла.
«Как вы знаете, правительство запретило моему мужу действовать решительно и не допускать занятия Амура, столь важного для России. Он решил идти против этого запрещения и думает предпринять новый ряд разведок и исследований так далеко, как найдет это необходимым».
Эти убеждения Невельской не случайны. Очень значительной в ее жизни и судьбе была встреча с М.Н. Волконской. Когда после Смольного института, оставшись сиротами, сестры Ельчаниновы уезжают в Иркутск, они попадают в ближайшее окружение генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьева. Он изменил положение ссыльных декабристов в обществе. Их жены часто бывают в доме Зариных. С восторгом и восхищением слушала Катя Ельчанинова рассказы Марии Николаевны о ее жизни. «До свадьбы мужа я почти не знала. В первый год замужества я прожила с ним только три месяца... Решив разделить изгнание с мужем в Сибири против воли родных, я умерла для семьи... И вот я в Благодатском руднике. Открыли маленькую дверь налево, и я поднялась в отделение своего мужа. Сергей бросился ко мне, бряцание его цепей поразило меня; я не знала, что он в кандалах. Я бросилась перед ним на колени и поцеловала его кандалы, а потом его самого...
...Справедливость требует признать, что тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения, не может не заслуживать уважения соотечественников. Кто кладет голову на плаху за свои убеждения, тот истинно любит свое Отечество».
 Мария Николаевна Волконская, урожд. Раевская (1805 – 1863).
Фото А. Бергнера. 1857 год. Если Н.А. Некрасов, которому сын Волконской, Михаил, читал ее «записки», «плакал, как ребенок», то что же происходило с юной впечатлительной Катей. Мария Николаевна, выбравшая нравственный долг как судьбу, стала для нее навсегда идеалом.
В мае 1851 года Невельские отправились в Петровское. В своей книге начальник Амурской экспедиции напишет о жене: «С геройским самоотвержением и без малейшего ропота она вынесла все трудности и лишения верховой езды по топким болотам и дикой гористой тайге Охотского тракта, сделав этот верховой переезд в 1 100 верст в 23 дня».
Сама Катя в письмах родным признавалась: «Вы знаете, я была готова встретить всякие препятствия и неудобства, но действительность превзошла мое воображение. Никогда не могла я себе представить, что такие дороги существуют на свете... Ах, что мы вытерпели! Несмотря на все усилия над собой, бывают минуты, когда я ослабеваю и теряю мужество...
...Путешествие стало пыткой; случалось, что я садилась на край дороги, не имея мужества ни влезть на лошадь, ни растянуться в моем гамаке. Мы подвигались шагом и так дотащились до Охотска, не доезжая 10 верст, где я упала на траву, катаясь по ней от невыносимых страданий.
О, как я рыдала, как проклинала эту ужасную дорогу, которой опасности, ужасы и страшное утомление лишили меня самой сладкой надежды».
«Самая сладкая надежда» – это ребенок, которого Катя потеряла.
Вид Петровского, куда экспедиция прибыла в начале августа 1851 года, разрушил некоторые иллюзии Невельской. Она увидела вытянутую, окруженную морем песчано-галечную косу. Со стороны материка виднелись жилища гиляков, откуда доносился лай собак. Само Петровское напоминало лагерь, а не поселение: палатки, кострища, разбросанные матросские и казацкие пожитки. Дома строились в одну линию: незаконченный домик Невельских, дальше дом Орловых, баня, привезенная из Аяна, в которой разместились офицеры.
«Сердце сжалось, когда я вошла в убогое жилище, где я должна прожить столько долгих месяцев, я упала духом и залилась горючими слезами. Я была готова к тому, что встречу простую, деревенскую обстановку, но мрачная действительность превзошла все мои ожидания. Какой резкой противоположностью показалась мне эта избушка в сравнении с прежними удобствами уютной раздольной деревенской жизни в доме наших родителей и у доброго дяди!».
«Горючие слезы» – это впечатлительный (но отнюдь не вялый и малодушный) характер Невельской. Самообладания и мужества она не утратила.
В Петровском складывался определенный быт и образ жизни.
Воин Андреевич Римский-Корсаков, командир шхуны «Восток», написал о своей встрече с Екатериной Ивановной. «Приняла меня жена его, молоденькая и хорошенькая. Конечно, надо было иметь сильную любовь к мужу, чтобы с хорошим воспитанием, привыкнув к обществу и развлечениям, не унывать и не скучать в такой унылой безжизненной местности. Двадцатилетняя барынька развела огород, занимается хозяйством, солит грибы, мочит бруснику и коптит рыбу, вошла во вкус занятий своего мужа, усердно сочувствует его успехам и надеждам, так же, как и он увлекается Амуром и Сахалином, и я, поддразнивая ее на эту тему, очень весело проболтал с ней те немногие часы вечера и утра, которые я провел в Петровском».
Необычное для жены офицера серьезное увлечение делами мужа у Римского-Корсакова вызвало легкую иронию («барынька»!), но Н.Н. Муравьев в письме Невельскому отметил это как несомненное достоинство Екатерины Ивановны: «Сегодня подписан трактат в Айгуни, Приамурский край утвержден за Россией. Спешу уведомить вас об этом знаменательном событии. Отечество никогда Вас не забудет. Целую ручки Екатерины Ивановны, разделявшей наравне с Вами и всеми Вашими достойными сотрудниками труды, мнения и опасности, и поддерживавшей Вас в этом славном и трудном подвиге».
Лишений и опасностей было предостаточно. В 1852 году из Камчатки не пришли суда с провиантом. Из частного письма Невельского: «Невозможно выразить на бумаге, что с нами совершают. Бог с ними, и Господь с нами. Я не знаю, право, с чем мы будем и как проведем зиму – собственно, просуществуем. До экспедиции ли, до торгов ли нам – об одном надобно молить Господа, чтобы мы, как брошенные собаки, не переколели. Я не жалею ни себя, ни семейства моего ради Отечества».
Самая трагическая жертва житейских невзгод – смерть двухлетней дочери. Невозможно без слез читать письмо доктора Е.Г. Орлова об этой утрате Невельских: «По отъезде Вашем из Петровского припадки задушения у Вашей старшей дочери начали делаться все чаще и чаще, и, наконец, 12 мая припадок продолжался более четырех часов, и она нечувственно перешла в иной, лучший мир. Это горестное событие не могла не подействовать на состояние Екатерины Ивановны и недавно родившейся младшей Вашей дочери. Тем более тяжела эта утрата потому, что можно было надеяться на дальнейшее продолжение жизни Екатерины Геннадиевны. Екатерина Ивановна через меру предалась своей горести, и никакие убеждения не могли ослабить печаль материнского сердца. Состояние здоровья Вашей супруги не очень утешительно».
Несмотря на драматические обстоятельства, «ни одной жалобы или упрека, – писал Н.К. Бошняк (Николай Константинович Бошняк [1830–1899], капитан II ранга, участник Амурской экспедиции адмирала Г.И. Невельского, открыл Императорскую гавань [ныне – Сов. Гавань]. – Т. А.). – Напротив, всегда замечалось в ней спокойное и гордое сознание того горького, но высокого положения, которое предназначило ей Провидение!».
«Высокое положение» – это, конечно, не роль жены начальника экспедиции, хозяйки Петровского зимовья. Самый талантливый сподвижник Невельского о другом: Екатерина Ивановна была «душой Амурской экспедиции, без которой ее жизнь разрушилась бы, а результаты не были бы столь значительными».
И преувеличения в этом нет: им, молодым офицерам (Бошняку – 22, Петрову – 24, Разградскому – 22), очень нужны были образованная беседа, внимание и теплота, душевный отдых после физических и нравственных перегрузок в командировках по безлюдным, пустым местам.
Екатерина Ивановна Невельская спасала их от духовной пустоты и душевной усталости – это ли не высокое предназначение? Об этом их собственные признания.
Из письма В. А. Римского-Корсакова родителям: «Я на тридцать третьем году жизни имею несчастье быть в первый раз влюбленным. В том-то и беда, что любовь моя пала на жену моего доброго приятеля. Виноват ли я, что Екатерина Ивановна так хороша собой, так грациозна, так любезна. Ничто с ее стороны не подало к тому повода. Мужа она своего любит не страстно, но и не лицемерно.
Что сказать о нашей пустыне? Пустота в ней – не такая страшная, благодаря Екатерине Ивановне».
А.И., первостроитель Николаевска, благодарен Невельской за свое самообразование: «В январской книге „Современника“ за 1851 год опубликовано начало романа „Дэвид Копперфильд“. Я желал бы прочитать его...
Несмотря на все старания убить время в занятиях службы, еще свободного времени остается слишком много, не знаю, куда девать; в эти-то минуты знаешь цену книгам. Легко в этом крае сделаться совершенным невеждой».
И признается: «Екатерина Ивановна была тогда наша звезда. Личность ее очень симпатична».
И как итог – вдохновенная ода в прозе Н. Бошняка: «Мы откровенно признаемся, что многим обязаны ее внимательной любезности ко всем. К ней шли безбоязненно и всегда с уверенностью, что внимательный и ласковый взгляд заметит каждого.
Спросим теперь после этого очерка: многие ли мужчины согласились на подобную жизнь? Конечно, немногие. А ведь этой женщине было 19 лет. Скажут, может быть, что много таких примеров. Да, но все-таки в местах более многолюдных, где не было таких лишений».
 Карта исследований Амурской экспедиции Г.И. Невельского
Что же позволило Екатерине Ивановне Невельской выдержать, вытерпеть, поддерживать, согревать, и почему ей удалось создать теплый, уютный Дом, «странноприимную обитель»? Конечно, «человек есть загадка в мире, и величайшая, может быть, загадка именно как личность». Согласимся с этим выводом философа, но если не разгадать, то хотя бы прикоснуться к тайне личности этой замечательной женщины возможно.
Если понимать личность как категорию этическую и духовную, а личностное в человеке как сверхличные высшие ценности, то загадка личности Е.И. Невельской – в ее нравственных ценностях – совести и долге. Усвоенные из книг, из иркутских разговоров, из бесед с мужем и его сподвижниками, эти ценности прожиты в ее собственном душевном и духовном опыте. Они стали для нее «моральным законом», «нравственным императивом».
Из ее писем родным: «Мой муж, в беспокойстве и среди полной неизвестности того, что будет, хотел оставить меня в Аяне. Но это было бы невозможно, друзья мои, не правда ли? Я была бы самая низкая, если б осталась сидеть спокойно под защитой, в то время как муж рисковал бы жизнью и боролся за свою честь и честь Отечества. Борьба между нами продолжалась несколько часов, но я вышла победительницей; я до конца последовала за мужем».
«...В это время спустили шлюпки, чтобы нас перевезти с тонущего „Шелехова“ на „Байкал“. Пришли за мной. Ах, мои друзья, когда я увидела все эти глаза женщин, детей, старух, с отчаянием и завистью устремленные на меня, печально и даже грозно, мое сердце сжалось от жалости. „Никогда, – закричала я, – никогда я не уеду первая, забирайте этих несчастных. Им страшно, а я знаю, что бояться нечего“».
Да, красота Е.И. Невельской была особенной: она «совмещалась с полнотой добра» и потому утешала и просветляла.
С Дальнего Востока Невельской с семьей уезжал долго и сложно (так складывались обстоятельства). «18 мая 1856 года я с женой и двухлетней дочерью отправился из Мариинского вверх по Амуру. Не доходя 200 верст до устья Уссури, ко мне на баржу со шхуны “Восток”, которая также шла вверх, прибыл офицер и сообщил, что подниматься по реке без паровых средств опасно и медленно, и поэтому гораздо лучше на шхуне возвратиться обратно и следовать в Иркутск через Аян... 20 июня мы прибыли в Николаевское, а 20 июля – в Аян...
Из Аяна в начале августа мы все верхами достигли Маи (дети сидели в корзинках по обеим сторонам лошадей), то есть проехали 240 верст (256 км) и затем, следуя в лодках по рекам Мая, Алдану и Лене, в начале сентября пришли в Якутск, а оттуда к исходу сентября прибыли в Иркутск... Оставив свое семейство в Красноярске у сестры моей жены, А.И. Мазарович, я отправился в С.-Петербург».
Об Аянском тракте Невельской пишет скупо, несколько строк. Но И.А. Гончаров в книге очерков «Фрегат „Паллада“» ярко и полно описал все трудности и опасности той же дороги, которой Невельские возвращались с Амура: «От Аяна едешь по ложбинам между гор, по руслу речек и горных ручьев, которые в дожди бурлят так, что лошади едва переходят вброд, уходя по уши. Каково седоку? Немного хуже, чем лошади...
...Наконец, свершилось наше восхождение на якутский, или тунгусский, Монблан. Я глядел по сторонам, стараясь угадать грозный Джукджур. Давно я видел одну гору, как стену прямую, с обледеневшей снежной глыбой, будто вставленным в перстне алмазом, на самой крутизне. Как же на нее взобраться? Между тем наш караван тронулся в путь под крики якутов. Две вьючные лошади перевернулись через голову.
Я шел с двумя якутами, один вел меня на кушаке, другой поддерживал сзади; садился раз семь отдыхать и, наконец, взобрался на вершину...
...Что Джукждур, что каменистая дорога, что горные реки в сравнении с болотами! Это своеобразная пытка, вам не известная! Болота коварны тем, что поросли мхом и травой, и вы не знаете, по колено ли, по брюхо или по морду лошади глубока грязная лужа. Если лошадь чувствует, что она вязнет глубоко, то, побившись, ложится на бок; ложитесь поскорее и вы: оно безопаснее».
Но и эту дорогу-«пытку» Невельская вынесла достойно, хотя переживаний за дочь-малышку было немало.
Рискну предположить, что она могла бы стать героиней одного из романов Гончарова: ведь у нее была возможность познакомиться с писателем в Петровском. «Мы бросили якорь у песчаной косы, перед маленьким нашим поселением, „Петровским зимовьем“. Мне так хотелось перестать поскорее путешествовать, что я не съехал с нашими на берег, и нетерпеливо ждал, когда они воротятся» («Фрегат “Паллада”»). Так «скрещения судеб» и не произошло.
У Е.И. Невельской, несомненно, был литературный талант. В этом можно убедиться, прочитав ее письма родным в Иркутск (1856 год). Вот описание берегов Лены: «Окружающая нас природа дика и в то же время величественна. Особенно вчера я была поражена необыкновенным зрелищем. Мне казалось, что наша лодка, быстро скользящая по волнам, могла разбиться о страшные скалы, громадные камни, выходящие из воды, и вдруг исполинская скала, скорее стена, поднялась слева от нас. Она была вся красная, представьте себе, красная, как кирпич, и на самой высоте букет пушистых деревьев покрывал ее зеленью; эти деревья, как будто посаженные человеческой рукой, придавали свежесть и жизнь всему ландшафту, сколько поразительному, столько же живописному.
Это такая дикая мрачная красота, которая заставила меня думать о Боге, о бесконечности, о великой мудрости Создателя, и долго я неподвижно стояла, любуясь этой странной и чудной картиной. Никогда я не видела ничего подобного!».
 Екатерина Ивановна Невельская
У Невельской был и другой талант – талант любви, и прежде всего к мужу и детям. В Петербурге (для Екатерины Ивановны – «несносном, нелюбимом») Невельские снимали постоянную квартиру на улице Сергиевской (ныне Чайковского) в доме № 46, недалеко от Смольного института. Семейная жизнь идет размеренно и уединенно. Невельские никуда не выезжают и гостей не принимают, но скучать Екатерине Ивановне не приходится: дети в центре ее забот. «Бог поможет мне вылечиться окончательно, жизнь моя покамест необходима – детей много. Я сейчас хлопочу, сколько умею, о воспитании старшей дочери – на днях 12; уроки становятся весьма серьезными; много надо средств, чтобы вести образование хорошо и полезно дома. Мы отказывали себе во всем, чтобы справиться с этим делом... Саша – решительно общая фаворитка и самая красивая из девочек; мальчуган мой, крошка Коля – славный ребенок, спокойный и здоровенький, но слишком серьезный мальчик, должно быть, будет такой же философ, как папа».
На имеющиеся сбережения Невельские купили небольшие имения в Пензенской, Костромской и Симбирской губерниях. «Приобрели выгодно, с небольшими капиталами, по убеждению составить верное обеспечение нашим детям».
Каждое лето семья в деревне.
«У нас маленький, но преудобный и прехорошенький домик, крошечный садик, три коровы, три лошади, четыре четверти посеву, одним словом, миниатюрная ферма, обрабатывающаяся вольным трудом. Всё, что нам не достает для хозяйства, покупаем в окрестных деревнях. Жизнь наша уединенная, потому что вокруг людей мало, да мы их не ищем. Семья своя так велика, что скучно не бывает одним; деревня летом так хороша, так приятна, что я решительно не променяю ее ни на какие заграницы и Петергофы».
Во многом семейная жизнь Екатерины Ивановны Невельской совпадает с идеалом счастливой семьи В. Розанова, о котором философ написал в статье 1898 года «Женщина перед великой задачей»: «Эта семья никуда не спешит, ни к кому не собирается, и к себе никого не ждет. В ней есть какой-то свой собственный свет, тепло, поэзия; все шумное, т. е. все суетливое исключено; все заняты своим делом, но „около“ друг друга».
 Геннадий Иванович Невельской
(1813 – 1876) С гравюры Е. Боброва. 1877 год. В последние годы жизни Г. И. Невельской работал над записками о деятельности Амурской экспедиции. Он предполагал издать их отдельной книгой, и в этом Екатерина Ивановна – его помощница. После смерти мужа (17 апреля 1876 года) она деятельно готовила рукопись записок к изданию. На титульном листе книги (1878 год) было напечатано: «Посмертные записки адмирала Невельского. Изданы супругой покойного Екатериной Ивановной Невельской».
Прошлое возвращается и сохраняется человеческой памятью и благодарностью. Екатерина Ивановна Невельская должна быть в нашем «сегодня», чтобы не прерывалась связь времен.
Текст: «Словесница Искусств». 2013 год. № 1 (31).
Захоронение Геннадия Ивановича и Екатерины Ивановны Невельских
на кладбище Воскресенского Новодевичьего монастыря (Санкт-Петербург). 2017 год. ОБ АВТОРЕ: Нелли Яковлевна Жабина (Хабаровск) – преподаватель философии, автор книг по проблемам истории философии, краевед-исследователь, одна из авторов регионального культурно-просветительского журнала «Словесница Искусств» (Хабаровск, Хабаровский край).
Сердечно благодарим главного редактора журнала «Словесница Искусств» Елену Викторовну Глебову за сотрудничество и возможность публикации материала журнала
на нашем сайте.
|
12.04.2024 новое07.04.2024 новоеВИКТОР КОНЕЦКИЙ. «ЕСЛИ ШТОРМ У КРОМКИ БОРТОВ…» 30.03.2024 новое30 МАРТА – ДЕНЬ ПАМЯТИ ВИКТОРА КОНЕЦКОГО Архив новостей 2002-2012 |
© Морской литературно-художественный фонд имени Виктора Конецкого, 2019 г.
Карта сайта
Дизайн и разработка сайта - SK.consult
Дизайн и разработка сайта - SK.consult