Библиотека Виктора Конецкого

«Самое загадочное для менясущество - человек нечитающий»

09.02.2017

МОЙ ПУШКИН

10 февраля 2017 года исполняется 180 лет со дня гибели великого русского поэта и основоположника русского литературного языка Александра Сергеевича Пушкина.
Предлагаем вниманию читателей текст выступления Виктора Конецкого в Музее-квартире А.С.Пушкина на Мойке, 12, прочитанный писателем 10 февраля 1975 года.

НАШ АРХИВ
ВИКТОР КОНЕЦКИЙ
МОЙ ПУШКИН

Мы как-то любим горечь и тяжесть скорби, которая переполняет нас и щемит наши души в этот день. Возможно, это потому, что через искренность и неподдельность своей скорби воистину в этот день причащаемся вечных истоков и ценностей России.
У каждого есть мать. Каждый нормальный человек любит мать ровной сыновней любовью. И кажется, что сила любви и мелодии ее не могут измениться, не могут стать глубже и сильнее. Кажется, что ты любишь мать так, как дало тебе небо, со всей своей способностью к этому чувству. Но вот мать умирает. И тогда оказывается, что ты любишь ее с еще большей силой и с каким-то иным, мучительным, но прекрасным качеством чувства.
Даже своей смертью мать обогащает твою душу и углубляет твою связь с миром, с его бесконечностью и красотой. Пушкин рождается, живет и умирает при каждой самой мимолетной встрече не только с произведениями его гения, но просто с его именем. И его трагический конец каждый раз углубляет нашу любовь к нему. И непонятно, как может чувство делаться все интенсивнее и прекраснее без конца. Но так происходит.
Такого обновляющего влияния личной смерти на жизнь других, какое оказывает сама физическая гибель Пушкина на русского человека, у других народных поэтов в других странах не знаю. И потому инерция скорби в этот день только способствует нам для размышлений о самих себе и судьбе нашей Родины в современном мире.
Есть две напасти, две главные опасности, которые, вообще-то, две стороны одной медали: одиночество человека в мире и угроза рационализма во всех областях человеческой жизни, включая жизнь нашего духа. Тысячелетиями мы верили в то, что рано-поздно Мудрость сможет – в идеале – научиться управлять человечеством. Теперь, незаметно для самих себя, мы усвоили другую формулу: Знание управляет человечеством. Знание абсолютно и бесповоротно взяло власть, отодвинув интеллект, который, очевидно, не сдал экзамен на аттестат зрелости. Разум был, конечно, определяющей силой, открывшей, например, атомную энергию. Разум натолкнулся на занятный факт природы, опознал и объяснил его, получил ЗНАНИЕ. Знание быстро оперилось, обрело самостоятельность, оторвалось от породившего его интеллекта и пошло метаться по миру в виде атомной бомбы. Мир в Мире, т. е. отсутствие войны, определяется уже не самим разумом, а наличием этой бомбы, страхом перед полным взаимным уничтожением. Конечно, чтобы реализовать страх в миролюбивую политику, нужен Разум, но это уже подлаживание под существующую ситуацию, под диктатуру факта. Таким образом, зачастую не мудрость, а факт-знание управляет судьбой мира сегодня. Факты – это информация. На каждом перекрестке слышишь: «Дайте мне информацию!», «Мне не хватает информации!», «Что делать с потоком информации?!» Почему-то не слышно: «Дайте мне мудрую мысль!», «Мне не хватает разума!», «Что делать с избытком мудрых мыслей?».
Информация всё более и более успешно заменяет нам разум. Дураки, имеющие информацию, дают сто очков вперед умным в любых делах. И это вдохновило дураков. Они уже ищут и эстетическую эмоцию не в художественном образе, а также в информации.
Сегодня всё чаще считается, что человечеству на нашей ступени развития вообще ничего не дано непосредственно.
В каждое чувственное восприятие действительности и в каждую попытку создания образа действительности в нашем сознании вольно или невольно проникает теория. Но всё глуше звучит из прошлого мудрость великих, которые считали, что разум чего-то стоит только на службе у любви. Западные люди давно умеют разделять свою жизнь на отдельные, поочередные стремления, они хорошо научились подменять рассудком целостный дух. Мы не всегда считали идеалом содержать все духовные силы в одном центре в душе. Западный человек давно научился заполнять пустоту, образовавшуюся в результате утраты религиозного сознания, деловитой рациональностью, т. е. бизнесом. Азарт и напряжение бизнеса достаточны, чтобы удовлетворить смысл жизни даже думающего западного человека. Я опять и опять убеждаюсь в этом, когда встречаюсь с ними.
Всё больше наших людей начинает вовлекаться в контакты с Западом. За столетия своего существования Запад выработал систему делового мышления и хватку, лишенную какой бы то ни было духовности, высокой идейности и романтизма. Как пойдет развитие нашего национального характера, если современная жизнь категорически требует и от нас рационализма, деловитости, расчетливости, меркантилизма? Все последние поколения наши воспитывались в духе революционного романтизма и военного романтизма на примере нашей Революции, Гражданской и Отечественной войн. Революционно-романтическое мировоззрение последние шестьдесят лет заполняет то место в народном самосознании, которое раньше принадлежало религиозному мышлению.
Сейчас мы вступили в период, или даже эпоху, мирных переговоров, сосуществования и попыток использовать международное разделение труда. Это период дипломатии и деловых контактов. Если, предположим, для англичанина слово «дипломат» звучит как комплимент, то для русского «дипломатичность» традиционно звучит, как нечто ускользающее от правды-матки, увертливое и малосимпатичное. «Эк ты, братец, дипломат какой!» – означает для нас чуть только не прямое оскорбление.
Гордясь и радуясь дипломатическим успехам своей страны, российский гений всегда скептически относится к тактическим уверткам, использованию лжи в интересах момента, двуличию – ко всему тому арсеналу средств, которые традиционно используются государствами на международной арене испокон веков. Основные понятия человеческой нравственности никогда не совпадали с нравственностью межгосударственных отношений. Последняя всегда относительна, и вы не найдете в «Дипломатическом словаре» слов «совесть», «идейность» или «одухотворенность».
Если раньше межгосударственные отношения были глубоко скрыты от народов, то сегодня миллионы наблюдают за поведением стран ежедневно. Страны действуют на международной арене, как актеры на экранах телевизоров – крупным планом видны их характеры и повадки. И миллионы людей, незаметно для самих себя, усваивают с газетного листа или с экранов телевизоров в свою плоть и кровь те нормы отношений, которые характерны именно для межгосударственных отношений в период дипломатического и делового противоборства.
Под натиском рациональных требований НТР и момента русский характер плывет и теряет привычные черты. Наш современный герой, например герой известных «инженерных» пьес, напоминает зачастую американских капиталистов прошлого века с большими подборками. Не знаю, какие наши черты есть самые корневые, но, оставаясь без душевной широты, неожиданных и безалаберных заносов, без ночного самоедства и без многословного философствования о смысле жизни, положительный герой нашего «делового» типа утрачивает национальную окраску. Чтобы сохранить на бумаге выпуклый русский характер, писатели зачастую уводят героя в самую глубокую деревенскую глубинку. Как только герой высунет нос в современное большое производство, так сразу превращается в среднеарифметического делового человека той или иной степени внутренней честности, способностей, идейной убежденности, но спокойно может при этом и не быть русским. Ибо самые глубинные, самые какие-то определяющие черты нашей натуры приходят в наибольшее противоречие с требованиями эпохи, коррозируют от торопливости темпов. Хорош получается русак, если в основу нашего характера ляжет холодный расчет, язык за зубами, пристальный взгляд и точный жест!
Как избежать такого русскому человеку, родившемуся в убеждении, что он революционный романтик, который своими руками должен отдать землю Гренады крестьянам; ежели жизнь требует от него европейской по очередности стремлений и американской деловитой меркантильности?
Заграница деликатно недоумевает по поводу нашего преклонения перед Пушкиным, ибо смертельно скучает над «Онегиным». Русский же и не читавши «Онегина» за Пушкина умрет. Для русского нет отдельно «Онегина» или «Капитанской дочки», а есть ПУШКИН во всех его грехах, шаловливости, дерзости, взлета, языка, трагедии, смерти…
В США проводятся опросы «Кому вы хотели бы пожать руку?» – дело идет о живых людях. Если провести такой опрос у нас, предложив назвать и из ныне живущих и из всех прошлых, то победит Пушкин. И не только потому, что он гениальный поэт. А потому, что он такой ЧЕЛОВЕК. Может быть, Набоков превосходно перевел «Онегина», но тут надо другое объяснять западным, рациональным мозгам…

Прощание Пушкина с морем. 1887 год

Иван Айвазовский (пейзаж), Илья Репин (фигура поэта).
«Прощание Пушкина с морем» («Прощай, свободная стихия»). 1887 год.
Всероссийский музей А.С. Пушкина, Санкт-Петербург.

Человека, который написал «Дуэль», уже ничто не остановит на пути к барьеру. Когда Пушкин написал «Дуэль», он подписал себе смертный приговор. Ведь он бы дрался с Дантесом ещё и ещё – до предела и без отступлений. Это уже ЦЕЛЬ. Свершив первый шаг, неизбежно движение к самому пределу. А смертный приговор – в любом случае. Если бы он убил Дантеса, то уже не был бы великим русским поэтом, ибо убийца в этой роли немыслим. Разве сам Пушкин простил бы себе? Остынув, придя в себя, разве он мог бы не казниться? И в какой ужас превратилась бы его жизнь? Пушкин – на вечном изгнании за границей! Это похуже смерти.
На Западе часто задают вопрос: «Вы боитесь становиться деловыми людьми?».
Какой смысл нам бояться или не бояться? Мы обречены на то, чтобы на данном этапе стать деловыми людьми. Это как на рынке, где торгуется практичный крестьянин и рассеянный, безалаберный, философствующий покупатель. Если такой покупатель не научится практицизму и не начнет торговаться умело, он погибнет. Но гибнуть он не согласен, так как у него есть семья и долг перед ней. И остается стать в чем-то таким, как этот рыночный торговец.
Первыми деловыми людьми на Руси были разные немцы и бельгийцы, потом появились кулаки, которые покупали вишневый сад. Эти люди знали дело и умели торговаться, но нам тошно даже вспоминать о них. Однако международное разделение труда и техническое направление мирового прогресса обрекают нас, как и все нации мира, на необходимость рационализма и неизбежную утрату некоторых симпатичных черт национального характера. Этот процесс должен быть взят на учет, мы должны отдавать себе в нем отчет. Потому что если какие-нибудь бельгийцы утрачивают второстепенные черточки, то мы, русские, со свойственной нам бездумной расточительностью, способны вырвать самые корни своей национальной самобытности, не отдавая себе в этом подчас ни малейшего отчета.
Многое из сказанного выше касается и использования нами современной науки. Во времена Пушкина про науку говорили, неизменно употребляя слова «храм», «святилище». Разве сегодня мы употребляем такие слова? Кажется, вопрос совместимости гения и злодейства уже решен положительно. Наука холодными, рациональными пальцами лезет в человеческую душу в полном смысле этого слова. «Нельзя ли с помощью автомата модернизировать определенные стороны человеческой совести?» – задается вопросом профессор Берлинского университета им. Гумбольдта Франц Лезер. И отвечает, что, да, можно. Можно, оказывается, машинизировать нашу совесть, заложить ее в ЭВМ и обсчитать. В статье «Новое в логике и возможности ЭВМ» (сб. «Будущее науки» // Знание. 1978. Вып. №6) он пишет: «Основные области морали должны быть математизированы. Этот закономерный процесс тормозится неосведомленностью многих специалистов в области общественных наук относительно математизации их дисциплин, включая этику. Однако необходимость подведения научной базы под управление общественными процессами и вытекающее отсюда требование широкого применения автоматов рано или поздно преодолеет эти предубеждения… Большие перспективы, открывающиеся благодаря математике, наметились в связи с формированием этометрии – измерительной теории этики. Она занимается моделированием структур, включая такие структуры, как совесть». Таким образом, на наших глазах происходит онаучивание всех областей человеческой жизни, включая нравственные и художественные. Рациональная наука за эмоцией видит чистую химию, за совестью – ЭВМ, за эстетикой только формулу. Никак не протестуя против научного мышления, художники не могут не считать, что такие действия – обмен неопределенных духовных ценностей на реальные выгоды момента – это скрытая, внешне очень соблазнительная, но хищническая форма использования духовного наследия всех наших предков.
Различать умную душу от умной головы способен далеко не каждый. Различать это с каждым годом делается труднее даже тем, кто хочет сознательно сохранить в себе способность к такому разделению. Основные понятия нравственности дрейфуют в потоке нашей быстрой жизни, приобретается способность изменяться в зависимости от рыночного курса цен на них. Потому так жизненно важно каждой нации иметь эталон Личности, эталон одухотворенности и нравственности.
Нам повезло. У нас он есть. Это Пушкин. Это эталон, который никогда не узнает тлена, который никогда не поддастся никакой коррозии и никакому окислению. Когда наша раздерганная ошибками и сомнениями душа накладывается на произведения пушкинского гения или даже просто на его светлое имя, она начинает собираться по образу его гармонии. Так магнит собирает хаотическую металлическую пыль в сложную и прекрасную гармонию силовых линий, если встряхнуть бумагу с пылью над ним.
Да, сложность жизни современного человека очень велика, и знаменитый «поток информации» захлестывает порой с головой. И зачастую мы не способны в считаные секунды, данные для решения вопроса, разобраться в ситуации, вовремя отличить правду от кривды. Допустив ошибку, так поздно осознаем ее, так за время осознания ее накручивается на прошлую ошибку чудовищно много следствий, что никакого мужества, а подчас и смысла не хватает, чтобы признавать ее. И в такие моменты мы должны вспомнить своих Великих и учиться у них жизневерию, скромности и мужеству.
Когда я опять и опять оплакиваю смерть Пушкина, или Лермонтова, или Чехова, я пытаюсь войти в их душевное состояние накануне смерти; мне кажется, что главная боль их терзала оттого, что они понимали, сколько не успели, сколько не завершили. Они не могли не знать своей великой цены и не чувствовать в себе великих душевных сил, не использованных ещё и на десятую долю. И как им от этого сознания невыносимо тягостно было умирать, и как они и звуком не дали этого понять, и какая высшая российская скромность в их молчании о главной тяготе.
Ведь Пушкин знал, что никто и никогда не заменит, не возместит России даже недели его жизни. И как это сознание усиливало его предсмертную муку! Это как смерть кормильца, у изголовья которого плачут от голода дети. А он уходит и не может оставить им хлеба. И ему уже не до собственного страха перед неизбежным, ибо в нём НЕЗАВЕРШЕННОСТЬ.
Но именно эта незавершенность с такой пронзительной силой действует на наши сердца и на наш разум, ибо если хочешь воздействовать на ум человека, то должно действовать в первую очередь на его сердце, то есть на его чувства. Так сама безвременная гибель Пушкина служит тому, что он смертью попрал смерть и живет в каждом из нас и будет спасать и защищать нас в веках от рационализма и одиночества. И потому слова поэта: 
Почившим песнь окончил я, 
Живых надеждою поздравим!

А.С. ПУШКИН В ТВОРЧЕСТВЕ И.К. АЙВАЗОВСКОГО

И.К. Айвазовский познакомился с А.С. Пушкиным на выставке в Санкт-Петербургской Академии художеств в сентябре 1836 года. Ему было 19 лет. «С тех пор, – писал художник-маринист в своих воспоминаниях, – и без того любимый мною поэт сделался предметом моих дум, длительных бесед, вдохновений и расспросов о нём».

 А.С. Пушкин на берегу Чёрного моря. 1868 год

Иван Айвазовский. «А.С. Пушкин на берегу Чёрного моря». 1868 год.

А.С. Пушкин в Крыму... 1880 год

Иван Айвазовский. «А.С. Пушкин в Крыму у Гурзуфских скал». 1880 год. 
Одесский художественный музей.

А.С. Пушкин в Гурзуфе. 1880 год

Иван Айвазовский. «А.С. Пушкин в Гурзуфе». 1880 год.
Одесский художественный музей.

А.С. Пушкин и Мария Раевская... 1886 год

Иван Айвазовский. «А.С. Пушкин и графиня Мария Раевская 
у моря близ Гурзуфа и Партенита». 1886 год. Из частной коллекции.

Пушкин на берегу моря. 1887 год

Иван Айвазовский. «Пушкин на берегу моря». 1887 год.
Художественный музей им. В.В. Верещагина, г. Николаев.

Пушкин на берегу Чёрного моря. 1897 год

Иван Айвазовский. «А.С. Пушкин на берегу Чёрного моря». 
1897 год. Одесский художественный музей.

Пушкин и Раевская в Гурзуфе. 1890-е годы

Иван Айвазовский. «А.С. Пушкин и Раевская в Гурзуфе». 1890-е годы.
Самарский областной художественный музей.

Пушкин на вершине Ай-Петри. 1899 год

Иван Айвазовский. «Пушкин на вершине Ай-Петри при восходе солнца».
1899 год. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург.

На выставке И.К. Айвазовского в Русском музее. Январь 2017 года

На выставке к 200-летию со дня рождения художника
И.К. Айвазовского в Русском музее (работает до 20 марта 2017 года).

Пером и кистью




Новости

Все новости

28.03.2024 новое

«”КАК МОРСКАЯ СОЛЬ В КРОВИ…”. ПУШКИН В ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ ВИКТОРА КОНЕЦКОГО»

23.03.2024 новое

СКОРБИМ

19.03.2024 новое

ПАМЯТИ О. ВЛАДИМИРА (РЫБАКОВА)


Архив новостей 2002-2012
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru