СВОБОДНЫЙ ХУДОЖНИК ПЁТР РЕЙХЕТ

 По следам наших публикаций

      «Любовь к морю – детское чувство. Она не мешает ненавидеть купание. И в этом большой смысл. Нас тянет в огромные пространства вод не потому, что мы водолюбивые существа. Мы можем утонуть даже в бочке дождевой воды. Мы любим не воду, а ощущение свободы, которое дарят моря. Наш пленённый дух всегда мечтает о свободе, хотя мы редко даём себе в этом отчёт». 

Виктор Конецкий

Пётр Рейхет. Работы из Арктического цикла.

П.В. Рейхет серьёзно занимался исследованием Севера и с 1976 по 1987 годы участвовал в трёх полярных экспедициях на Землю Франца Иосифа, Северную Землю, был на дрейфующей станции «Северный полюс-22» и острове Беннетта архипелага Де-Лонга в Восточно-Сибирском море, в составе архипелага Новосибирских островов – в качестве инженера-геоморфолога. Новую для себя сферу деятельности (геоморфология – наука о рельефе земной поверхности – суши, дна океанов и морей) Пётр Викторович освоил самостоятельно, помогая специалистам в долгих экспедициях, чем заслужил их профессиональное уважение.
«Пётр регулярно участвовал в полярных экспедициях – к великому неодобрению матери Ларисы Сергеевны: она очень боялась за него. Да и как не бояться? Полгода сидеть во льдах и снегах на острове Беннета, близко общаться с белыми медведями, к весне голодными, и жить столь рудиментарной жизнью, которую нормальный человек выдержать вряд ли способен…» – рассказывает Вера Трэмон.

Пётр Рейхет. «Одиночество». Акварель из Антарктической серии.
2010 год.

Пётр Рейхет. «Голубая бухта I». Акварель из Антарктической серии, 2010 год.

Пётр Рейхет. «Шторм во время прилива». Акварель из Антарктической серии, 2010 год. 
Работы из собрания семьи Рейхет. 

Пётр Рейхет интересный и разносторонний художник – он писал портреты в академической манере, работал в традиционных графических техниках (литография, рисунок углем, сангиной, тушью), создавал абстрактные холсты и коллажи, делает т. н. «левкасы», композиции в технике масляной пастели, – и постоянно менялся, «ускользая от устойчивых определений», как писали специалисты. Коллеги отмечали: то, что он «вытворяет» «кажется делом рук разных – часто противоположных – художников». 
Вспоминает Вера Трэмон: «Петя был интеллектуально и творчески независим. Независим от отца, живописный талант которого был высок, независим от мнений и оценок профессионалов и профанов, независим в своих политических взглядах и суждениях. Он довольно быстро освободился от академического аркана. Виктор Иосифович с сомнением относился к творческим экспериментам сына, ворчал: “куёт какое-то железо, делом не занимается, хулиганит”, мать удивлялась, сомневалась, и откровенно восхищалась петиными успехами. Да и есть чему. Многие ли портретируют Henri de Monpezat, супруга Маргариты II, королевы Дании, или кардинала Конига, первого прелата Австрии? И петин master-classe в Копенгагене имел успех. Успех был и в Париже, в галерее на улице Святого Иакова.
В отличие от отца, Петя не был живописцем в строгом понимании этого слова. Он был графичен, лаконичен в цвете, почти монохромен в своих северных пейзажах, концептуален. То, что он называл “эротическими иконами” на самом деле не имеет никакого отношения к иконе, просто он писал на досках, подготовленных как бы для икон, отлевкасенных и с ковчегом. Но на них нет ни святых, ни религиозной тематики – никакого намека на богохульство. Персонажи и композиции на них забавны, гротескно-веселы, ярки, с золотыми вставками и нередко нарочито на грани дурновкусицы. Я их любила, но устрашала Петра угрозой, что ему как-нибудь где-нибудь намылят за них морду. Он смеялся...».

 

Пётр Рейхет. Варяги-Грумелане. Темпера. 1986 год.
Из собрания Веры Трэмон.

«У нас в Париже Петя бывал часто, спал на полу без всяких предрассудков, очень любил пьерову кухню и самого Пьера (Пьер Трэмон – учёный-экономист, профессор Пантеон-Сорбонны, муж В.И. Трэмон. – Т.А.), с которым дружил, – рассказывает Вера Ивановна. – Первый раз он приехал к нам в начале 1980-х, в самое кондовое советское время. Жил два или три месяца, открывал для себя Париж. Денег – никаких, живопись была не в моде, никто ничего не покупал, если ты не Пикассо. Чтобы чуть-чуть заработать, я устроила его петь несколько вечеров в каком-то русском ресторане – он, ведь, замечательно пел, чуть картавя, – и “жестокие” романсы, и “на Дерибасовской” (у меня сохранились записи), аккомпанировал себе на гитаре или фортепиано.
Тут же мы придумали написать пару икон, настоящих, с целью пополнить кошелёк. Украли у Пьера кухонную доску подходящего размера, но неудачно: Пьер покражу тотчас же обнаружил, устроил нам несусветный разгон и доску отобрал. Петька с досады пошёл по Парижу промышлять по части дощечки и, вообрази себе, нашёл целых две на стрелке Сены, где большой конный монумент Зелёному Волоките, Генриху IV. В результате, создал две иконы – замечательные: совместив московскую и суздальскую школу – Победоносца, и великолепного Илью Пророка – по псковскому образцу. Продать или, как прилично было в древней Руси говорить, обменять иконы на деньги, нам не удалось, – такие уж мы коммерсанты! И вот, изумрудно-оранжевого пророка Пётр подарил знакомой немке, а Святой воин остался у меня. Пришлось опять зарабатывать вокалом.

Пётр Рейхет. Святой Георгий Победоносец.
Из собрания Веры Трэмон.

Это я рассказываю для того, чтобы попросту сказать, что Петя был очень талантлив и мастер на все руки. Он мог делать всё: писать Землю Франца-Иосифа, прозрачные ледяные полярные акварели, Илью Пророка, портрет датского принца-утешителя в технике старых мастеров, вырубить в ещё советскую эпоху крест Колчаку, поставить абстрактный монумент на площади в Копенгагене, изысканно развлекаться эротическими композициями, создавать сложные нордические аллегории с пиратами, китами и морскими русалками, уникально иллюстрировать Пушкина, словом – всё! Всё ему было по силам, всё – по таланту».